|
1
Сергей Александрович Есенин родился 21 сентября 1895 года в селе Константинове Рязанской губернии (теперь - село Есенине). "Фамилия Есенин - русская - коренная, в ней звучат языческие корни - овсень, таусень, осень, сень,- связанные с плодородием, с дарами земли, с осенними праздниками"*,- писал Алексей Толстой.
* ()
Родители Есенина были крестьяне. Обстановка в семье ложилась довольно тяжелая. Мать не ладила со свекровью, е родители - Титовы - чуждались Есениных. Отец покинул семыо, мать была вынуждена уйти от Есениных. Она отдала аленького сына на воспитание своему отцу и уехала в город а заработки*. "С двух лет по бедности отца и многочисленности семейства был отдан на воспитание довольно зажиточному деду"**,- писал в одной из своих автобиографий поэт.
* ()
** ()
Вопрос о социальной среде, в которой рос и воспитывался Есенин, имеет важное значение. Сам поэт неоднократно возвращался к нему. Литературовед И. Розанов вспоминает: "Однажды, рассказывая мне о себе, он подчеркнул, что так же, как и Клюев, происходит не из рядового крестьянства, чего так хотелось бы его критикам, а из верхнего, умудренного книжностью слоя"*. "Вообще крепкий человек был мой дед - говорил Есенин.- Небесное - небесному, а земное - земному. Недаром он был зажиточным мужичком"**.
* ()
** ()
Дед Есенина, человек суровых религиозных правил, был старообрядцем. Он хорошо знал священное писание, помнил наизусть многие страницы библии, жития святых, псалмы и в особенности духовные стихи. Но к "земному" относился поземному.
Он любил внука. "Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю"*,- вспоминал Есенин.
* ()
Изба крестьянская
Хомутный запах дегтя,
Божница старая,
Лампады кроткий свет,-
таковы впечатления будущего поэта о детстве.
Вспоминая, как дед читал ему старообрядческие книги, Есенин в то же время замечал: "Устное слово всегда играло в моей жизни гораздо большую роль"; "В детстве я рос, дыша атмосферой народной жизни"; "Дед имел прекрасную память и знал наизусть великое множество песен..."*.
* ()
Кроме деда, мальчика Есенина знакомила с народным творчеством и его бабка. "Стихи начал слагать рано,- писал о себе Есенин.- Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами не нравились, и я их переделывал на свой лад" (т. V, стр. 11). Старуха нянька рассказывала ему сказки, "которые слушают и знают все крестьянские дети" (т. V, стр. 16).
Таким образом, духовная жизнь мальчика складывалась под влиянием священной истории и народной поэзии. Религиозность Есенина оказалась непрочной. "В бога верил мало. В церковь ходить не любил" (там же, стр. 11),- вспоминал он о своем детстве. Но на всю жизнь сохранил Есенин любовь к народным преданиям, сказкам, песням, частушкам. Здесь лежали истоки его творчества.
И все же в раннем творчестве, да и несколько позже, поэт будет прибегать к религиозным образам, пользоваться христианской символикой. "Рано посетили меня религиозные сомнения,- писал Есенин.- В детстве у меня были очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульствовать.
И потом в творчестве моем были такие же полосы: сравните настроение первой книги хотя бы с "Преображением"*.
* ()
В самом деле, в первой книге стихов была заметна "молитвенная полоса". Впоследствии Есенин писал: "От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции, в революцию и после революции в момент новых форм быта"*. Действительно, это были органические моменты сложного и противоречивого пути поэта.
* ()
Однако мальчика Есенина "мирская" жизнь захватывала гораздо больше. Есенин с удовольствием вспоминал: "Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном. За озорство меня ругала только бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: "Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче" (т. V, стр. 8).
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой.
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
Мальчик жил свободно и беззаботно. Он не был знаком с ранними тяготами крестьянского труда. Дома бывал мало, особенно весной и летом, рос на лоне раздольной рязанской природы. "Детство прошло среди полей и степей",- писал он. Здесь впервые зарождалась та великая любовь к родной русской природе, которая позже питала его поэтическое воображение.
Еще в раннем детстве зародилась у Есенина искренняя любовь и сердечная жалость ко всему живому. "Птиц и щенят, и всякую живую тварь любил кормить из рук и ласкать",- вспоминала его мать. Эта любовь к животным осталась у него на всю жизнь.
Когда пришла пора учиться, мальчик был отдан в четырехклассное училище. Учение ему давалось легко. Сказалась та атмосфера грамотности и любви к книге, в которой рос он в семье деда. Бывший соученик Есенина Н. П. Калинкин вспоминает: "Есенин не только был мастером на разные выдумки и шалости. Одарен он был ясным умом. Мы тогда же чувствовали это. Отвечал на уроках бойко. Особенно, когда читал вслух или декламировал стихи Некрасова, Кольцова, Никитина"*.
* ()
В свидетельстве об окончании школы говорилось: "Крестьянский сын села Константинова Кузьминской волости Рязанского уезда Сергей Александров Есенин в мае месяце сего 1909 года успешно окончил курс учения в Константиновском Земском 4-годичном училище"*. Ободренные успехами мальчика родные решают учить его дальше.
* ()
В 30 верстах от села Константинова находился небольшой городок Спас-Клепики, где была "Второклассная учительская школа", готовившая учителей церковно-приходских школ. Окончившие ее имели право преподавать в начальных классах общеобразовательных школ, служить в гражданских учреждениях.
Сравнительно небольшая плата за обучение и интернат при школе делали ее вполне доступной для людей среднего достатка. В эту школу и был отдан в 1909 году Есенин.
В школе большое место занимало изучение "закона божьего". Есенин вынес из школы "крепкие знания церковно-славянского языка" (т. V, стр. 16). Но в программе немало часов отводилось и общеобразовательным предметам (география, история, геометрия и др.)
Интересно проходили уроки русской словесности и родного языка. Преподаватель литературы и языка Е. М. Хитров был человеком демократических взглядов (вскоре после Октября он вступил в Коммунистическую партию). Хитров сумел привить учащимся любовь к русской литературе, к ее лучшим образцам. Один из соучеников Есенина вспоминает: "Наше отделение всегда отличалось интересом к литературе. Правда, книг для чтения в школе было мало. Брали мы их обычно в земской библиотеке, которая помещалась неподалеку от нас. Кроме Есенина и Тиранова [один из учеников.- Е. H.], поэзией увлекались и писали стихи другие ученики. По вечерам мы собирались в одной из комнат интерната, читали Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, а потом кто-либо читал свои стихи. Чаще всего это был Есенин. У него уже и тогда имелось много стихов"*.
* ()
Уже в школе Есенин стал проявлять поэтические наклонности. "Я сочинять стал рано, лет девяти,- вспоминал поэт,- но долгое время сочинял только духовные стихи. Некоторые школьные товарищи начали меня убеждать попробовать себя в стихах другого рода. Я попробовал и - мне тогда было около 14 лет - написал "Маковые побаски"*. Это было в первый год обучения в Спас-Клепиковской школе.
* ()
Здесь Есенина окружала преимущественно крестьянская молодежь, которая тянулась к знаниям, самостоятельно размышляя над жизнью, искала свое место в ней. Это была демократически настроенная молодежь, духовный облик которой складывался под влиянием революции 1905 года, кровавой расправы самодержавия с народом. Ведь не случайно Есенин в одном из своих стихотворений, вспоминая о "кровавых цветах" на снегу в революцию 1905 года, писал:
Но тех я цветов
Не видал,
Был еще глуп
И мал,
И не читал еще
Книг.
Но если бы видел
Их,
То разве молчать
Стал?
Очевидно, этими словами могли бы выразить свое настроение и школьные товарищи Есенина, во всяком случае некоторые из них.
Особенно выделялся среди школьников Гриша Панфилов - лучший друг Есенина. Он жил не в интернате, а в семье. Это давало ему известную независимость и свободу. Квартира Г. Панфилова была местом постоянных встреч учащихся. Вскоре образовался тесный дружеский кружок. Его участники - пытливые молодые люди - спорили о прочитанных книгах, искали ответа на мучившие их вопросы. Один из участников кружка - Г. Л. Черняев, вспоминает, что здесь с увлечением читались произведения Льва Толстого, в особенности роман "Воскресенье" и трактат "В чем моя вера?". Черняев пишет: "Одно время сильно увлекались толстовством. Мечтали побывать в Ясной Поляне. Толстовские идеи сильно захватили тогда и Есенина. Однако сложившихся взглядов и убеждений у нас тогда еще не было. Мировоззрение наше только формировалось. Помню, как мы спорили о Горьком к его книгах. С особым интересом воспринимали ранние рассказы писателя. Захватил нас их романтический дух, горьковская вера в человека"*.
* ()
Именно здесь, в Спас-Клепиковской школе, начинается поэтический путь Есенина. Сам он писал: "Сознательное творчество отношу к 16-17 годам" ("О себе"), т. е. к 1911-1912 гг.
В эту пору он написал довольно много стихотворений. Некоторые из них позже вошли в первый сборник поэта "Радуница" (1916). Стихи этих лет далеко не равноценны. В них отразились поиски собственного поэтического голоса.
Вот, например, робкое ученическое следование за Лермонтовым:
Звездочки ясные, звезды высокие!
Что вы храните в себе, что скрываете?
Звезды, таящие мысли глубокие,
Силой какою вы душу пленяете...
В первых стихах Есенина слышались также интонации Надсона, Бальмонта. Иногда встречались слабые подражания Кольцову, Никитину; Есенин явно с чужого голоса писал о незнакомой и не пережитой им "доле бедняка".
Но среди этих безликих и вялых стихов встречаются и такие, которые выделяются своей свежестью, самостоятельностью. В них отражается какая-то собственная мысль, по-своему увиденная сторона жизни, бытовая деталь. И главное в них - впечатления, идущие не от литературы, а от жизни. Вот с юмором написанная бытовая картинка, рисующая несоответствие "священного" начала с реально-бытовой обстановкой, в которой живут люди:
Проходили калики деревнями,
Выпивали под окнами квасу,
У церквей пред затворами древними
Поклонялись Пречистому Спасу.
Пробиралися странники по полю,
Пели стих о сладчайшем Исусе.
Мимо клячи с поклажею топали,
Подпевали горластые гуси.
Ковыляли убогие по стаду,
Говорили страдальные речи:
"Все единому служим мы господу,
Возлагая вериги на плечи".
Вынимали калики поспешливо
Для коров сбереженные крохи.
И кричали пастушки насмешливо:
"Девки, в пляску. Идут скоморохи".
Стихи Есенина 1910-1912 гг. убеждают, что уже в эту раннюю пору он находит собственный путь в поэзии. Мотивы русской природы, любовь к родному краю, проникновенность лирики, напевность стиха - все это в той или иной мере присуще самым ранним его произведениям.
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет...
"Влияние на мое творчество в самом начале имели деревенские частушки" (т. V, стр. 11),- замечал позже Есенин.
И действительно, в ранних стихах поэта мы отчетливо слышим частушечные ритмы, народные напевы:
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.
Выходи встречать к околице, красотка, жениха...
или:
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле...
Выход за рамки литературных образцов, глубокое внимание к народному творчеству уже тогда позволили молодому поэту создать замечательные стихотворения.
Сколько светлых красок, чистой радости, жизни в таком, например, задушевном описании весны:
Сыплет черемуха снегом, Зелень в цвету и росе. В поле, склоняясь к побегам, Ходят грачи в полосе. Никнут шелковые травы, Пахнет смолистой сосной. Ой, вы, луга и дубравы,- Я одурманен весной. Радуют тайные вести, Светятся в душу мою. Думаю я о невесте, Только о ней лишь пою...
Среди самых ранних стихов Есенина есть одно, которое Звучит как поэтическая автохарактеристика.
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени, судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила,
Родился я с песнями в травном одеяле,
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит...
Однако в 1912 году юноша Есенин еще не помышлял о поэтической славе. В этом году он окончил Спас-Клепиковскую школу, и перед ним встал вопрос, что делать дальше. Родные прочили его в Московский учительский институт, по сам Есенин не обнаруживал к этому никакого стремления.
Его отправили в Москву к отцу, который к этому времени стал приказчиком у одного из замоскворецких купцов. Отец "пристроил" сына в контору этого купца. Так весной 1912 года началась московская жизнь Есенина.
Своему другу Грише Панфилову Есенин тогда писал:
"Ну ты подумай, как я живу, я сам себя даже не чувствую: "Живу ли я или жил ли я?" - такие задаю себе вопросы после недолгого пробуждения. Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно, такая, чтобы жить и не чувствовать себя, т. е. своей души и силы, как животное. Я употреблю все меры, чтобы проснуться. Так жить-спать и после сна на мгновение сознаваться слишком скверно.
Я тоже не читаю, не пишу пока, но думаю..."*
* ()
По письмам Есенина к Г. Панфилову видно, как напряженно размышлял он в эту пору. Во многом это были думы, навеянные душевными запросами и чистыми юношескими мечтами, неудовлетворенностью жизнью, которая протекала в атмосфере торгашеского расчета, обмана и лицемерия.
Он пытался разрешить эстетические и нравственные вопросы, искал философскую опору жизни. В этих поисках было еще очень много наивного, случайного, идущего от недавно прочитанных книг. Но здесь видна и самостоятельность юноши Есенина: она заключается в определенном отборе тех принципов, которым он хочет следовать. Идея внутреннего самосовершенствования, обогащения духовной жизни - вот что больше всего волнует Есенина. В его размышлениях ощущаются явные следы толстовской философии и евангельского учения. "Итак, я бросил есть мясо, рыбы тоже не кушаю, сахар тоже не употребляю, хочу скидывать с себя все кожаное, но не хочу носить названия "Вегетарианец"... В жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение". "Жизнь... Я не могу понять ее назначения, и ведь Христос тоже не открыл цель жизни, он указал только, как жить. Но чего этим можно достигнуть, никому не известно".
"Сейчас я совершенно разлаженный",- писал Есенин в эту пору. Эта "разлаженность" ищущего и сомневающегося юноши углублялась еще и тем, что Есенин целиком был предоставлен самому себе, около него не оказалось тогда человека, который мог бы стать советчиком и наставником.
К сожалению, таким человеком не стал для Есенина и его отец, с которым у сына не оказалось ничего общего. Чисто материальные расчеты заслоняли от него духовную жизнь юноши. Между отцом и сыном возникли напряженные отношения, отчужденность.
"Дорогой Гриша,- писал Есенин Панфилову в июне 1913 года.- Извини меня, что я так долго не отвечал тебе. Была полная распря. Отец все у меня отнял, так как я до сих пор еще с ним не примирился. Я, конечно, не стал с ним скандалить, а отдал ему все, но сам остался в безвыходном положении. Особенно душило меня безденежье, но я все-таки твердо вынес удар роковой судьбы, ни к кому не обращался и ни перед кем не заискивал. Главный голод миновал, теперь же чувствую себя немного лучше..." "Я попал в тяжелые тиски отца. Жаль, что я молод... Никак не вывернешься",- писал он в другом письме.
Вскоре между отцом и сыном наступил разрыв. "Извини, что я так долго не отвечал,- писал Есенин Панфилову.- Был болен и с отцом шла неприятность. Теперь решено. Я один. Жить теперь буду без посторонней помощи... Я отвоевал свою свободу. Теперь на квартиру к нему я хожу редко. Он мне сказал, что у них мне нечего делать. Черт знает что такое. В конторе жизнь становится невыносимой. Что делать?"
В поисках независимости и выхода из трудного материального положения Есенин пробует посылать свои стихи в журналы. Он все более тянется к поэтическому творчеству. Это приводит его в "Суриковский кружок".
Еще в 80-е годы XIX века в Москве поэт-крестьянин Иван Захарович Суриков организовал литературно-музыкальный кружок. После смерти Сурикова во главе кружка стал С. Д. Дрожжин, а затем М. Л. Леонов-Горемыка (отец советского писателя Л. Леонова), привлекший в кружок рабочих-поэтов Е. Нечаева, Ф. Шкулева и других.
Ко времени вступления Есенина в "Суриковский кружок" председателем совета был Г. Д. Деев-Хомяковский, " числе его членов были поэты С. Обрадович и А. Ширяевец, с которым несколько позже Есенин весьма близко сошелся.
В своем заявлении Есенин писал: "Настоящим весьма покорнейше прошу Совет кружка зачислить меня в действительные члены. Печатные материалы появились: "Рязанская жизнь", "Новь", "Мирок", "Проталинка", "Путеводный огонек". Сергей Александрович Есенин. 1913 г." (т. V, стр110). Есенин был принят в кружок. У начинающего молодого поэта появилась литературная среда.
"Суриковский литературно-музыкальный кружок писателей из народа имеет целью объединение и взаимопомощь писателей из народа в их литературной и музыкальной деятельности". "Действительным членом может быть писатель, вышедший из трудового народа и не порвавший с ним духовной связи"* - было записано в уставе кружка. Здесь существовала касса взаимопомощи, кооперативное издательство. Устраивались выставки литературных работ, издавались литературные сборники, выходил двухнедельный литературно-общественный журнал "Друг народа".
* ()
"Суриковцев" объединяли не только литературные, но и социальные интересы. В одной из статей журнала, близкого к "суриковцам", так характеризовалась сущность этого объединения: "Суриковский кружок смотрит на себя не только как на кружок писателей из простого народа, а как на кружок, около которого объединяется и воспитывается духовно народная интеллигенция, демократическая интеллигенция, вышедшая из народа и не порвавшая с ним связи". Этот кружок, говорилось в статье, "стремится бросить луч света в душу каждого крестьянина, фабричного рабочего, конторщика, торгового служащего и проч., чтобы они глубже сознавали свое человеческое я..."*.
* ()
"Суриковский кружок" относился к общедемократическому лагерю русской литературы тех лет, в котором огромную роль играл М. Горький. Буржуазная пресса, травившая Горького, улавливала эту связь. В одной из критических татей, напечатанной в буржуазном издании, с издевкой говорилось о "Пролетарских сборниках", издаваемых Горьким, елью которых являлось противопоставить буржуазной литературе литературу пролетарскую. "Теперь такое же "восстание" против "буржуазной" литературы затевают, оказывается, писатели "из народа", члены Суриковского общества в Москве". "Нет литературы пролетарской или буржуазной. Есть только литература талантливая и - гораздо чаще - литература бездарная"*,- говорилось здесь. Все творчество "суриковцев", конечно, целиком было отнесено к "бездарной литературе".
* ()
Есенин быстро освоился с обстановкой, царившей в кружке. Юношу довольно сильно захватила общественно-политическая деятельность "суриковцев". Вероятно, в этой деятельности он по-своему улавливал ответы на мучившие его вопросы о смысле и цели жизни.
Г. Деев-Хомяковский вспоминает, что в "Суриковском кружке" было немало людей, близко стоявших к социал-демократам. Ко времени прихода Есенина здесь все были крайне возбуждены событиями, связанными с ленским расстрелом, на тайных сходках в Кунцеве горячо обсуждали вопросы политического устройства России. "Там под видом Экскурсий литераторов мы впервые ввели Есенина в круг общественной и политической жизни,- пишет Г. Деев-Хомяковский.- Там молодой поэт впервые стал публично выступать со своим творчеством. Талант его был замечен всеми собравшимися"*
* ()
Товарищи, среди которых было немало печатников, устраивают его на службу в типографию известного тогда издателя Сытина, где Есенин работает сначала в экспедиции, а затем подчитчиком. Несколько позже он служит корректором в другой типографии. "Фабрика с ее гигантским размахом и бурливой живой жизнью произвела на Есенина громадное впечатление. Он был здесь захвачен работой на ней и даже бросил было писать",- свидетельствует Г. Деев-Хомяковский (там же). Он вспоминает, что в период работы в типографии Есенин зарекомендовал себя как "умелый и ловкий парень", способствовавший распространению нелегальной литературы. "В течение первых двух лет Есенин вел непрерывную работу в кружке... Казалось нам, что из Есенина выйдет не только поэт, но и хороший общественник. В 1913-1914 гг. он был чрезвычайно близок кружковой общественной работе, занимал должность секретаря кружка. Он часто выступал вместе с нами среди рабочих аудиторий и выполнял задания, которые были связаны с значительным риском" (там же).
О внутреннем состоянии поэта мы узнаем из тех же его писем к другу Грише Панфилову. "Вопрос о том, изменился ли я в чем-либо, заставил меня подумать и проанализировать себя. Да, я изменился. Я изменился во взглядах, но убеждения те же и еще глубже засели в глубине души. По личным убеждениям я бросил есть мясо и рыбу, прихотливые вещи, как то вроде шоколада, какао, которые не употребляю, и табак не курю. Этому всему скоро будет четыре месяца. Па людей я стал смотреть также иначе. Гений для меня человек слова и дела, как Христос. Все остальные, кроме Будды, представляют не что иное, как блудники, попавшие в пучину разврата. Разумеется, я имею симпатию и к таковым людям, как напр. Белинский, Надсон, Гаршин и Златовратский и др... Недавно я устраивал агитацию среди рабочих письмами. Я распространял среди них ежемесячный журнал "Огни" с демократическим направлением. Очень хорошая вещь". Здесь еще упоминаются и Христос, и Будда, но Есенин начинает искать истину не только в отвлеченной христианской морали, но и в идеях писателей-демократов. Он называет журнал "Огни" "с демократическим направлением". Редакция этого журнала ставила своей целью "дать широкому трудовому слою читателей доступный по форме и разнообразию материал для всестороннего духовного развития",- говорилось в редакционной статье*. На протяжении нескольких месяцев здесь печатались "Очерки монистического мировоззрения", в которых в популярной форме излагались идеи "Капитала" К. Маркса. "Главная историческая миссия пролетариата как класса - уничтожение классов. Заводы, фабрики, рудники, копи, поля, леса и т. п. станут собственностью всего общества", "обобществление средств производства - лозунг будущего строя", "грядущее общество будет коммунистическим" (там же, 1913, № 5, стр. 14). Здесь печатались статьи о международной пролетарской солидарности, излагались взгляды К. Цеткин на положение женщин в обществе и т. п. Журнал имел и определенную литературную программу. Так, статья "О тенденции в литературе" была направлена против теории "чистого искусства". В ней пропагандировались взгляды Некрасова, Щедрина и Горького на задачи литературы и делался следующий вывод: "Нам прежде всего важно общественное значение литературы" (1913, № 2, стр. 21). В числе сотрудников были писатели демократического лагеря: С. Дрожжин, Н. Ляшко, А. Ширяевец, С. Обрадович и другие. Несомненно, Есенин был хорошо знаком с этим изданием. "Очень хорошая вещь",- отзывался он о нем. Более того, в своей агитации среди рабочих он пользовался его материалами ("Я распространяю среди них ежемесячный журнал "Огни"...). Следует подчеркнуть, что в своих духовных исканиях Есенин не только приходил к демократическим идеям, но и пропагандировал их в рабочей среде.
* ()
Очевидно, общественно-политическая деятельность Есенина среди рабочих была частью той политической пропаганды, которая систематически велась "Суриковским кружком".
Особенно тесно связывала Есенина с революционными кругами его работа в типографии Сытина. Это было большое предприятие, известное на всю страну. Здесь трудилось полторы тысячи человек; каждая четвертая книга, выходившая в России, печаталась в этой типографии. Рабочие-типографщики принимали активное участие в революционном движении, среди них было немало участников революции 1905 года. Работая в это время в типографии Сытина, Есенин оказался в среде, настроенной весьма революционно, и это не прошло для него бесследно. Здесь особенно характерен один из эпизодов, непосредственно связанный с именем Есенина.
В 1913 году в социал-демократической фракции IV Государственной думы возникли резкие разногласия между большевиками и меньшевиками-ликвидаторами. Ликвидаторы - это крайне правое оппортунистическое крыло в РСДРП - выступали против нелегальной рабочей партии, за то, чтобы она действовала только в рамках буржуазной "законности". Совершенно ясно, что эта оппортунистическая политика была неприемлема для большевиков. На этой почве и возникла острая борьба в самой партии и в ее думской фракции. В этих условиях 50 рабочих замоскворецкого района направили письмо члену Государственной думы Р. Малиновскому, в котором безоговорочно осуждалась позиция меньшевиков-ликвидаторов и активно поддерживались большевики. Среди подписавших это письмо был и Есенин.
Р. Малиновский, выдававший себя за большевика, а на самом деле оказавшийся провокатором, передал это письмо московской охранке, которая немедленно начала выяснять личности подписавшихся и установила за ними тайное наблюдение. В охранке было заведено дело и на Есенина, которому полицейские ищейки дали кличку "Набор". Они следовали по пятам, фиксируя каждый его шаг. Так, в донесениях говорилось: "Набор" проживает в доме № 24 по Б. Строченовскому пер. ... ". "В 6 часов 10 мин. вечера вышел с работы типографии Сытина, вернулся домой...", "От 9 часов утра до 2 часов, дня выходил несколько раз из дома в Колониальную и мясную лавку Крылова, в доме, где занимается его отец...", "В 3 часа 20 мин. дня вышел из дому "Набор", имея при себе сверток вершков 7 длины квадр. 4 вер., по-видимому, посылка, завернутый в холстину и перевязанный бечевкой. На Серпуховской улице сел в трамвай, на Серпуховской площади пересел..."* и т. д.
* ()
Сергей Есенин с сестрами: Катей (слева) и Шурой (справа). 1912 г.
Сергей Есенин и Сергей Городецкий. 1916 г.
Так Есенин, как и другие его товарищи, оказался на примете у полиции.
Сбейте мне цепи, скиньте оковы.
Тяжко и больно железо носить.
Дайте мне волю, желанную волю,
Я научу вас свободу любить,-
такой эпиграф он предпослал одному из своих писем Панфилову, отправленному в это тревожное для него время. "Куда ни взгляни,- пишет другу Есенин,- взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только и видишь серые здания да пеструю мостовую, которая вся обрызгана кровью жертв 1905 г. ... Твоя неосторожность, чуть было, упрятала меня в казенную палату. Ведь я же писал тебе - перемени конверты и почерк. За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головки. Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разорвав конверта. Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя. Причину всего объясню после, а когда - сам не знаю. Во всяком случае, когда угомонится эта разразившаяся гроза". Но на смену одной грозе надвигалась другая. В сентябре 1913 года в Москве очень бурно протекала забастовка трамвайщиков. Ее активно поддержали рабочие-печатники из типографии Сытина. Начались новые гонения и преследования. Отклик на эти события, в которых принимал участие и Есенин, мы находим в его письме к тому же Панфилову: "Писать подробно не могу. Арестовано 8 человек товарищей за прошлое движение из солидарности к трамвайным рабочим. Много хлопот, и приходится суетиться...".
Новое положение Есенина естественно порождало у него новые думы и настроения. Еще в 1912 году он пытается написать стихотворную декларацию, которой дает программное название "Поэт":
Тот поэт, врагов кто губит,
Чья родная правда мать,
Кто людей, как братьев, любит
И готов за них страдать.
Он все сделает свободно,
Что другие не могли.
Он поэт, поэт народный,
Он поэт родной земли.
Так, впервые заговорив о призвании поэта, Есенин обращал свои мысли к народу. Теперь он задумывает другое стихотворение такого же характера, которому предполагает дать название "Пророк". Вот что он написал об этом замысле Панфилову:
"Благослови меня, мой друг, на благородный труд. Хочу писать "Пророка", в котором буду клеймить позором слепую, увязшую в пороках толпу... Отныне даю тебе клятву, буду следовать своему "Поэту". Пусть меня ждут унижения, презрение и ссылки, я буду тверд, как будет мой пророк, выпивающий бокал, полный яда, за святую правду с сознанием благородного подвига".
Несколько наивный юношеский пафос письма не умаляет того искреннего воодушевления, которое владело молодым поэтом. Мы обнаруживаем его и в двух стихотворениях Есенина этой поры, явно перекликающихся с "Поэтом" и замыслом "Пророка". Одно из них - "На память об усопшем у могилы", написанное под непосредственным впечатлением смерти одного из близких товарищей.
В этой могиле под скромными ивами
Спит он, зарытый землей.
С чистой душой, со святыми порывами,
С верой зари огневой.
Тихо погасли огни благодатные
В сердце страдальца земли,
И на чело никому не понятные
Мрачные тени легли.
Спит он, а ива над ним наклонилася,
Свесила ветви кругом,
Точно в раздумье они погрузилися,
Думают думы о нем.
Тихо от ветра, тоски напустившего,
Плачет нахмурившись даль,
Точно им всем безо времени сгибшего
Бедного юношу жаль.
Это было написано в 1913 году. А в 1914 в газете "Путь правды" (под таким названием выходила тогда большевистская газета "Правда") было опубликовано стихотворение Есенина "Кузнец".
Куй, кузнец, рази ударом,
Пусть с лица струится пот.
Зажигай сердца пожаром,
Прочь от горя и невзгод.
Закали свои порывы,
Преврати порывы в сталь,
И лети мечтой игривой
Ты в заоблачную даль.
. . . . . .
Взвейся к солнцу с новой силой,
Загорись в его лучах.
Прочь от робости постылой,
Сбрось скорей постыдный страх...
Пребывание Есенина в "Суриковском кружке" еще не означало, что он стал сознательным революционером. Но оно помогло ему уйти от одиночества, приобщило к коллективу трудовых людей, расширило его представление о жизни, вызвало новые интересы. Здесь произошло духовное пробуждение Есенина.
Он стремится продолжить свое образование. В 1913 году Есенин поступает в Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского. Это учебное заведение было учреждено вскоре после "конституционных свобод" 1905 года на средства прогрессивно настроенного благотворителя А. Л. Шанявского. Целью университета было расширить сферу высшего образования в России, сделать его более доступным для малоимущих, демократических слоев.
Царское правительство было явно обеспокоено этим. "Народный университет большое благо, но это есть палка о двух концах, и мы твердо должны помнить это" - говорил Пуришкевич при обсуждении проекта университета в Государственной думе. "Ни на какие послабления мы пойти но можем, ибо знаем, что школа взята революционерами, что она будет источником новых вспышек революции, которая явится, если мы ее не предупредим". "Скрепя сердце, с величайшей скорбью"* Пуришкевич соглашался на учреждение университета.
* ()
Университет быстро вырос и окреп. В нем обучалось немало передовых людей, тянувшихся к знаниям. Слушатели его принадлежали к демократическим слоям населения (рабочие, учителя, конторские служащие). Руководил им Н. В. Давыдов - близкий друг Л. Толстого, в числе преподавателей были известные словесники П. Сакулин и А. Грузинский.
Среди других отделений было и историко-философское, в программу которого входили такие предметы, как политическая экономия, теория права, история новой философии, общая история. Особенно большое место было отведено истории русской и западноевропейской литературы.
В университете Есенин проучился полтора года. Это было нелегким делом. Он писал Панфилову: "Дела мои не особенно веселят. Поступил в Университет Шанявского на историко-философский отдел, но со средствами приходится скандалить. Не знаю, как буду держаться, а силы так мало". Есенин пытается поправить свои материальные дела. Он обращается к одному литератору, близко связанному с журналами, с просьбой "поместить куда-либо" его стихи: "Может быть, выговорите мне прислать деньжонок к сентябрю. Я был бы очень Вам благодарен. Проездом я уплатил бы немного в Университет Шанявского, в котором думаю серьезно заниматься. Лето я шибко подготовлялся. Очень бы просил Вас" (т. V, стр. 119).
Но трудное материальное положение в конце концов заставило Есенина покинуть университет и на время уехать в деревню.
Так складывалась жизнь юноши Есенина. Нетрудно заметить, что главное место в ней занимали духовные искания. Это были поиски внутреннего самоопределения, которые станут характернейшей чертой не только молодого, но зрелого Есенина. Духовное беспокойство, внутренняя мятежность сохраняется в характере поэта. Они наложат яркий отпечаток на всю его лирику, дышащую глубоким и горячим чувством.
Вполне самостоятельная жизнь Есенина начинается с 914 года, когда его имя уже довольно часто встречается на страницах художественных журналов.
Однако в этот период в его творчестве не получают дальнейшего развития те гражданские мотивы, которые слышались, скажем, в стихотворении "Кузнец", навеянном близостью к среде революционных рабочих. Хотя Есенин жил большом индустриальном городе, он не стал "городским". Впечатления деревенской жизни оказались значительно сильнее впечатлений современного города. И здесь лежит начало того трудного для Есенина вопроса о городе и деревне, к которому он неоднократно будет обращаться позже.
Первые печатные стихи Есенина - это стихи о русской природе. Стихотворные картинки времен года, сказочные мотивы как нельзя лучше подходили для детских журналов, в которые Есенин преимущественно и начинает отсылать свои произведения. Главным образом он печатается в двух из них: "Проталинка" (для среднего возраста) и "Мирок" (ежемесячный иллюстрированный журнал для семьи и начальной школы).
"Береза", "Черемуха", "Пороша" - таковы названия стихотворений Есенина 1914 года. Первое печатное стихотворение поэта - "Береза". Оно было опубликовано в январе 914 года в журнале "Мирок".
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром*.
* ()
Но детские журналы ограничивали поэта. К этому времени у него было уже немало стихотворений, отмеченных высокой поэтичностью ("В хате", "Выть", "Микола" и др.), которые не могли быть опубликованы в детских изданиях. Они увидят свет только в 1916 году в первом сборнике стихов поэта.
И, конечно, не могло быть напечатано в детском журнале его произведение "Марфа Посадница" (сентябрь 1914 г.).
Есенина вообще тянуло к русской истории. Еще в Спас-Клепиках он написал "Песнь о Евпатии Коловрате" - о рязанском богатыре, сражавшемся с татарами. В "Марфе Посаднице" он обращается к другому историческому эпизоду, связанному с борьбой Новгорода против Москвы во второй половине XV века. Марфа Посадница - жена посадника Борецкого - после смерти мужа возглавила борьбу новгородских бояр против объединения русской земли под началом Москвы. В этой борьбе она потерпела поражение. Все симпатии Есенина на стороне героини произведения и властолюбивого Новгорода, восставшего против Москвы. Борьба новгородского боярства против политики Москвы имела отрицательное значение в русской истории, так как ослабляла российскую государственность. Увлекшись колоритной фигурой Марфы Посадницы, Есенин не заметил этой стороны вопроса.
Вскоре имя Есенина начинает встречаться и в солидных изданиях. Его стихи появляются в "Ежемесячном журнале", в "Журнале для всех", в журнале "Млечный путь". Есенин пробовал посылать свои стихи и в петербургские журналы, но ответов не получал. В автобиографии "О себе" Есенин вспоминает, что "был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург".
|