"Сказание" и "Песнь" о Евпатии Коловрате
Фольклорные и книжные источники этого произведения. Отражение в нем различных социальных воззрений на исторический подвиг Евпатия Коловрата. Поэтика произведения. Диалектная лексика в структуре его образов. Две его редакции. К вопросу о датировке "Сказания" и "Песни".
1
Поэма Есенина о Евпатии Коловрате имеет две редакции. Они создавались в разное время и резко отличаются одна от другой.
Первая под названием "Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, о цвете троеручице, о черном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе" была опубликована в 1918 году в газете "Голос трудового крестьянства".
Вторая под названием "Песнь о Евпатии Коловрате" вошла во второй том "Собрания стихотворений" Есенина, вышедший в свет в 1926 году*.
* (Сергей Есенин, Собрание стихотворений. М., ГИЗ, 1926-1927. В комментарии к т. II "Собрания стихотворений" Сергея Есенина указывалось: "С белового автографа, принадлежащего И. В. Евдокимову. По сообщению Р. В. Иванова, поэма была более пространной. Видимо, первоначальный автограф утерян. Поэт па память восстановил его только в части", т. IV, стр. 406.)
Обе редакции датированы поэтом 1912 годом. Основательная переработка поэмы для "Собрания стихотворений" не позволяет отнести ее ко времени, когда создавался первый ее вариант. Но и датировка первой редакции вызывает сомнения и требует уточнения.
Другим вопросом, возникающим перед исследователями при обращении к поэме, является вопрос о ее источниках. Появилась ли она в результате творческого переложения Есениным на язык поэзии эпизода из древнерусской "Повести о разорении Рязани Батыем" или поэт написал ее на основе устных народных песен?
Анализ поэмы подчинен нами выяснению этих вопросов, в частности, потому, что в научной литературе совсем нет работ о ней, и до последнего пятитомного собрания произведений Есенина "Сказание" нигде не упоминается.
В статье "Мое знакомство с Есениным", относящейся к 1926 году, И. Н. Розанов, имея в виду выступление поэта в "Обществе свободной эстетики" 21 января 1916 года, пишет: "Он также начал с эпического. Читал об Евпатии Рязанском. Этой былины я нигде потом в печати не видел и потому плохо ее помню"*. По всей видимости, И. Н. Розанов слышал в чтении поэта первую редакцию поэмы. Даже ему, знатоку русской поэзии, неоднократно встречавшемуся с Есениным, не была тогда известна публикация "Сказания" в газете "Голос трудового крестьянства". В последующие годы не печатались не только "Сказание", но и "Песнь о Евпатии Коловрате". Поэма не вошла также и в двухтомник сочинений Сергея Есенина, составленный К. Зелинским и П. Чагиным и изданный в Москве в 1955 году к шестидесятилетию со дня рождения поэта. И только через тридцать лет после выхода в свет четырехтомного "Собрания стихотворений" Есенина поэма была включена в сборник стихов, изданный в Ленинграде в 1956 году**.
* (И. Розанов. Мое знакомство с Есениным. В сб.: "Памяти Есенина". М., 1926, стр. 29, 30.)
** (См. Сергей Есенин. Стихотворения и поэмы. Л., "Советский писатель", 1956.)
В обширной вступительной статье к нему о поэме ничего не сказано, а в комментарии к сборнику А. Дымшиц заметил: "Впервые - в книге: Сергей Есенин. Собрание стихотворений, т. II. М.-Л., 1926. Написана первоначально в 1912 году, автограф этой редакции был утерян. Поэт восстановил стихотворение по памяти, по-видимому, несколько сократив его" (стр. 394).
До выхода в свет пятитомного собрания сочинений Есенина "Песнь о Евпатии Коловрате" печаталась еще в двух сборниках его произведений*. В комментарии к сборнику, вышедшему в Москве в 1958 году, о ней сказано: "Поэму о народном богатыре - рязанском воеводе Евпатии. Коловрате, вступившем в смелый неравный бой с татарскими ордами хана Батыя и павшем смертью героя, Есенин написал в 1912 г. под влиянием древней "Повести о разорении Батыем Рязани" (так "Повесть" названа в комментарии. - П. Ю.). Впервые Есенин напечатал эту поэму в 1918 году"**. Обозначив (хотя и без ссылки на источник) год публикации "Сказания", комментатор отнес его к "Песне о Евпатии Коловрате", не оттенив существенных различий двух редакций произведения.
* (См. Сергей Есенин. Стихотворения и поэмы. Новосибирск.)
** (Сергей Есенин. "Московский рабочий", 1958, стр. 511.)
"Сказание", следовательно, совсем не включалось в научную литературу. Но и о второй, более известной редакции поэмы - "Песне о Евпатии Коловрате" - нет ни одного исследования, и она лишь мимоходом упоминалась не только во вступительных статьях к сборникам стихотворений Есенина, но и в специальных работах о его творчестве. Так, в работе Ю. Прокушева "Сергей Есенин", относящейся к 1958 году, о поэме сказано: "В начале творческого пути внимание Есенина привлекают и волнующие страницы героического прошлого его родины. Семнадцатилетний поэт создает свою "Песнь о Евпатии Коловрате". Он воспевает в ней богатырскую доблесть своих предков-рязанцев, вставших на защиту земли русской от татарских орд Батыя"*. Во втором издании брошюры к этим словам ничего не добавлено, хотя в ней более широко представлена творческая биография поэта, а в кратком предисловии отмечено: "Особое внимание уделяется раннему, мало известному периоду его (С. Есенина. - П. Ю.) жизни, дается анализ его поэтических произведений, раскрываются причины противоречий в его мировоззрении и творчестве"**.
* (Ю. Прокушев. Сергей Есенин. М., "Знание", 1958, стр. 8. Заметим, что и здесь вторая редакция поэмы "Песнь о Евпатии Коловрате" отнесена к дореволюционному периоду творчества поэта.)
** (Ю. Прокушен. Сергей Есенин. М., "Знание", 1959, стр. 2.)
Большим достижением советского литературоведения было включение монографической главы о С. Есенине в трехтомную "Историю русской советской литературы"*. Впервые творчество поэта нашло освещение в общем процессе развития отечественной литературы. Это тем более надо подчеркнуть, что поэзия Есенина исключалась и из истории литературы XX века, и из учебников и пособий по русской литературе послеоктябрьского периода. Не нашлось ей места и в двухтомном университетском курсе лекций**. Но и в главе о творчестве Есенина, опубликованной в первом томе академической истории, "Песнь о Евпатии Коловрате" даже не названа, хотя намек на нее сделан***.
* ("История русской советской литературы", в трех томах, т. I. М., Изд-во АН СССР, 1958-1961, стр. 374-396.)
** ("История русской советской литературы". Изд-во МГУ, 1958-1963.)
*** (Автор главы К. Зелинский упоминает строку из поэмы в такой связи: "В ранних стихах Есенин привлекает для построения своих поэтических прообразов древние русские названия или диалектные выражения, связанные с охотой, рыбной ловлей, земледелием, воинским делом, бытовым обиходом. Малоупотребительные или применяемые только в определенном кругу выражения служат созданию особого, тяготеющего к старине колорита. Есенин пишет: "Закурилась (в тексте поэмы "закурилася". - П. Ю.) ковыльница подкопытною танагого", сравнивая танагу (отходы при тканье) со степной пылью. Он говорит о девушках: "кумачевые кумашницы", то есть одетые в кумашники, или ферези (старинные женские одежды)". "История русской советской литературы", в трех томах, т. I, стр. 391.)
В монографии Е. Наумова "Песнь о Евпатии Коловрате" лишь упомянута, да и то мимоходом. "Есенина, - читаем в книге, - вообще тянуло к русской истории. Еще в Спас-Клепиках он написал "Песнь о Евпатии Коловрате" - о рязанском богатыре, сражавшемся с татарами"*. Здесь, как видим, вторая редакция поэмы также отнесена к первоначальному периоду творчества поэта, а о первой ее редакции даже не упомянуто.
* (Е. Наумов. Сергей Есенин. Жизнь и творчество. Л., Учпедгиз, 1960, стр. 23.)
Самая полная характеристика поэмы дана во вступительной статье К. Зелинского к пятитомному изданию собраний сочинений Сергея Есенина. "В поэме "Песнь о Евпатии Коловрате" (1912), в истории борьбы русского богатыря против татарских насильников, больше внимания уделяется не самому героическому отпору русских людей, а другим эпизодам, как раз не героического характера. Сотоварищи "хоробраго" Евпатия были бражниками. Хоть и говорил им Евпатии: "Зелено вино - мыслям пагуба, телесам оно - что коса траве. Налетят на вас злые вороги", - но не вняли бражники речам богатыря. Есенин рисует затем, как Евпатии, уже мертвый, лежит со свечой в руке, а вокруг него все войско, побитое татарами. И Батый глумится над русским воинством: велит из черепа Евпатия сделать себе чашу для вина и похваляется, что вся сила русская сгодилась только на то, чтобы тын городить.
На самом деле в известном памятнике древнерусской литературы "Повесть о разорении Батыем Рязани в 1237 году" (так "Повесть" названа К. Зелинским. - П. Ю.) рассказывается, как в единоборстве Евпатии убил зятя Батыя - Хостоврула и, как говорит древняя летопись, Батый, пораженный мужеством Евпатия и его воинов, отпустил на волю русских пленных"*.
* (Сергей Есенин. Собр. соч., в пяти томах, т. I. M., Гослитиздат, 1961-1962, стр. 19.)
Относя поэму к 1912 году, К. Зелинский цитирует ее по тексту поздней редакции, в которую поэт включил приводимый исследователем и отсутствовавший в первой редакции монолог Евпатия. Таким образом, и в этой статье оценки поэмы даны по тексту, претерпевшему глубокую правку зрелого Есенина. Говоря далее о художественных особенностях поэмы, К. Зелинский относит ее к числу произведений, стилизованных под народный сказ.
В комментарии к поэме, составленном Ю. Прокушевым, указана ее ранняя публикация, дан полный текст первой редакции и в общих чертах сказано о характере поздней авторской правки. "Для "Собрания стихотворений" поэт создал новую редакцию, значительно отличающуюся от первой не только меньшим объемом (35 строф вместо 56), заглавием, но и содержанием. В окончательной редакции Есенин в большой мере освобождает свою "Песнь" от религиозных образов и церковной лексики. Он стремится сделать поэму более реалистической, приблизив ее форму и содержание к народно-поэтическим памятникам о борьбе русского народа с татарским нашествием"*. В качестве источника поэмы в комментарии названы "Повесть о разорении Рязани Батыем", а также (предположительно) народно-поэтические рассказы, легенды, предания о Евпатии Коловрате, которые Есенин мог слышать в годы юности в родном рязанском краю**. Здесь же отмечено несходство сюжета "Песни" и "Повести" в части, где повествуется о борьбе Евпатия Коловрата с Батыем. Ю. Прокушев повторил затем эти мысли в книге "Юность Есенина"***, специально посвященной раннему периоду жизни и творчества поэта.
* (Сергей Есенин. Собр. соч., в пяти томах, т. I, стр. 382.)
** (Сергей Есенин. Собр. соч., в пяти томах, т. I, стр. 383.)
*** (См. Ю. Прокушев. Юность Есенина. "Московский рабочий", 1963.)
В содержательной статье "Народно-поэтические традиции в творчестве С. Есенина"*, в автореферате "Русская советская поэзия и народное творчество"** П. Выходцев также относит "Песнь о Евпатии Коловрате" к 1912 году и рассматривает народность ее художественной структуры без учета первой редакции.
* ("Русская литература", № 3. Л., Изд-во АН СССР, 1961, стр. 128.)
** (См. П. Выходцев. Русская советская поэзия и народное творчество (автореферат). ЛГУ, 1962, стр. 28; его же. Русская советская поэзия и народное творчество. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 232.)
Большинство исследователей считает "Песнь о Евпатии Коловрате" поэтической обработкой "Повести о разорении Рязани Батыем". Мысль эту особенно ясно выразил А. Дымшиц: "Песнь представляет собой поэтическую обработку известного памятника старинной русской литературы - "Повести о разорении Батыем Рязани" (так "Повесть" названа А. Дымшицем. - П. Ю.), ее четвертой части, рассказывающей о рязанском воеводе - богатыре Евпатии Коловрате, одном из героев сопротивления татарским ордам хана Батыя"*. Однако получившие широкое распространение в литературе о Есенине утверждения о времени создания (в 1912 году) поэмы и о ее литературном источнике ("Повести о разорении Рязани Батыем") не вытекают из анализа ее текста и относящихся к ней фактов творческой биографии поэта.
* (Сергей Есенин. Стихотворения и поэмы. Л., 1956, стр. 394.)
2
События, легшие в основу "Сказания" и "Песни", относятся ко времени татарского нашествия и нашли отражение в письменной древнерусской литературе. О и их рассказано в выдающемся памятнике "Повести о разорении Рязани Батыем", дошедшей до нас после многократных переделок в поздних списках. "Повесть" эта является единственным письменным источником, в котором сохранился эпизод о героической и самоотверженной борьбе небольшого отряда Евпатия Коловрата с многочисленными ордами татар.
"Сказание" Есенина, однако, резко отличается от письменного источника, и эти расхождения не укладываются в рамки одних лишь жанровых особенностей. Поэму свою Есенин назвал сначала "Сказанием", а затем "Песней". Ни тем, ни другим не являлся эпизод о Евпатии в "Повести о разорении Рязани Батыем".
Исследователи древнерусской литературы, признавая фольклорный характер рассказа о подвиге Евпатия, подчеркивают особое его положение в "Повести" и высказывают предположение, что древние авторы различных ее списков, заимствовав рассказ из фольклора, с большим искусством обработали его в стиле всей "Повести" и внесли в него изменения в духе времени и понимания трагических событий 1237 года теми социальными слоями русского населения, интересы которых они выражали.
"От рязанской литературы сохранился один-единственный памятник - это своеобразный "свод" различных произведений, составленный и разновременно пополнявшийся при церкви Николы в небольшом рязанском городе Заразске (ныне Зарайск). В составе этого "свода", многократно переписывавшегося в течение столетий и расходившегося по всей Руси во множестве списков, дошла до нас и "Повесть о разорении Рязани Батыем". Эту "Повесть о разорении Рязани Батыем" читали, переписывали и редактировали в течение по крайней мере четырех веков - и все в составе этого "свода"*. Говоря далее о древнем варианте "Повести" и об отсутствии в нем эпизода о похоронах Евпатия, Д. С. Лихачев пишет: "...его имя и весь рассказ о нем были взяты из другого источника. Этот другой источник, самый главный, - народные сказания"**. Эту же идею утверждает Б. Н. Путилов в специальной работе "Песня о Евпатии Коловрате"***.
* (См. Д. С. Лихачев. Повесть о разорении Рязани Батыем. В кн.: "Художественная проза Киевской Руси". М., ГИХЛ, 1957, стр. 358 (подчеркнуто нами. - П. Ю.).)
** (Д. С. Лихачев. Повесть о разорении Рязани Батыем, стр. 362 (подчеркнуто нами. - П. Ю.).)
*** (См. Б. Н. Путилов. Песня о Евпатии Коловрате. "Тр. отд. древнерусск. лит-ры АН СССР" (далее ТОДРЛ), 1955, т. XI, стр. 118-139.)
Споры о первоначальном жанре рассказа о подвиге Евпатия не прекратились до сих пор. И хотя большинство исследователей склонно отнести его к песне, вопрос этот пока что не решен с необходимой достоверностью. У самих историков древней русской литературы существуют различные мнения о характере этой песни. Так, В. Ф. Миллер называл рассказ "дружинной песней", "богатырской песней", "народно-исторической песней"*. Н. К. Гудзий относил его к "особым народным историческим песням"**, В. П. Адрианова-Перетц - к "народным преданиям о Евпатии"***, М. О. Скрипиль - к "исторической песне времен татарского нашествия"****. Б. Н. Путилов считает, что "Песня о Евпатии Коловрате" с полным правом может быть названа исторической*****.
* (В. Ф. Миллер. Очерки русской народной словесности. М., 1897, стр. 320, 321, 326.)
** (Н. К. Гудзий. История древней русской литературы, изд. пятое. М., Учпедгиз, 1963, стр. 181.)
*** (В. П. Адрианова-Перетц. Историческая литература XI-XV вв. и народная поэзия. ТОДРЛ, 1951, т. VIII, стр. 120-121.)
**** ("Русское народное поэтическое творчество", т. I. M.-Л., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 285.)
***** (См. Б. Н. Путилов. Песня о Евпатии Коловрате. ТОДРЛ, 1955, т. XI, стр. 138.)
На основе тщательного анализа стиля и содержания рассказа в сравнении со стилем и содержанием всей повести, а также соотнесения его с устным народным творчеством Б. Н. Путилов высказывает интересное предположение: "Несомненно, что песня о Евпатии не была единственной исторической песней о судьбе Рязанской земли. Она входила в цикл, куда, возможно, входила и песня об Авдотье Рязаночке. Остатки этого цикла смутно угадываются в поэтических эпизодах "Повести о разорени Рязани Батыем". Этот цикл сложился первоначально как местный, рязанский, но в идейном отношении он был подлинно общерусским, что и проявилось в судьбе песни об Авдотье Рязаночке, дожившей в памяти народа до XX века. Что касается песни о Евпатии, то она не сохранилась в народной традиции. Песня эта, с ее трагическим завершением, должна была уступить место былинам о разгроме татар в ту эпоху, когда этот разгром стал реальным фактом и когда, естественно, в народной поэзии на первый план выступили песни победного характера"*.
* (Б. Н. Путилов. Песня о Евпатии Коловрате, стр. 138.)
Б. Н. Путилов так представляет себе сюжет утраченной, по его мнению, в памяти народа исторической песни о Евпатии Коловрате: первая часть - нашествие Батыя, его наглые требования, похвальба, картина разорения и всеобщего разрушения. Вторая часть - появление Евпатия, его скорбь и гнев, решение мстить татарам и отправление в погоню. Третья часть - военное столкновение горстки русских патриотов с полчищами Батыя. Последняя часть - убийство Евпатия, размышление Батыя и его мурз над телом богатыря и разрешение увезти тело.
Если в свете этих суждений взглянуть на "Сказание" Есенина, то допустимы два предположения: или древняя песня о Евпатии не исчезла из памяти народа, и Есенин со всеми временными, социальными и идейными видоизменениями слышал ее у себя на родине и на ее основе создал свою поэму, или он переработал на свой лад "Повесть о разорении Рязани Батыем". Эти предположения возможны потому, что "Сказание" Есенина не совпадает по сюжету и оценке событий с эпизодом повести, а построение его близко к схеме народной песни о Евпатии, бытовавшей, по мнению Б. Н. Путилова, в Рязанской губернии.
Второе из допустимых предположений следует отвергнуть. Едва ли поэт был готов к коренной идейно-художественной переработке такой яркой и сильной повести, если он даже и знал ее, ведь несоответствия "Сказания" с "Повестью" носят коренной характер.
В поэме Есенина совсем отсутствуют многочисленные князья, которым немало места уделено в "Повести", нет в ней развернутых картин боя рязанцев с татарскими ордами, а также картин разорения рязанской земли, не рассказано о восстановлении жизни после опустошительных разрушений татар. С другой стороны, в "Сказании" Есенина встречаются картины и мотивы, которых нет в "Повести" (обращение троеручицы к сыну господнему, спор идолища черного с господом богом). Из семи главок "Сказания" в пяти речь идет о Евпатии, а две остальные (первая и пятая) носят служебный характер. Так, в первой главке кратко сообщается о покорении Рязанской земли неожиданно появившимися татарами: "Не ждала Рязань, не чуяла а и той разбойной допоти". "Разыгрались злы татареве, кровь полониками черпают" (I - 385). Словами Батыя:
- Ой ли, титники братанове,
Не пора ль нам с пира пображни
Настремнить коней в Московию.
(I - 386)
Есенин подчеркнул в конце этой главки трагический для рязанцев исход сражения, не создав, как это сделано в "Повести", ни одной из его картин. И это понятно: поэт не стремился переложить "Повесть" на язык своего "Сказания", сюжет которого целиком подчинен одному эпизоду, а в "Повести" он гораздо шире. Не являясь переработкой всей "Повести", "Сказание" Есенина имеет отношение к одному лишь ее эпизоду - рассказу о подвиге Евпатия Коловрата.
Но при сравнении "Сказания" с эпизодом "Повести" также обнаруживаются коренные расхождения. В "Повести" Евпатий назван приближенным рязанского князя, он его дружинник, в момент нападения татар находившийся в Чернигове. "И некий от велмож резанских именем Еупатий Коловрат в то время был в Чернигове со князем Ингварем Ингоревичем"*. У Есенина Евпатий - кузнец, проживавший далеко от Рязани, в глубине мещерских лесов. Указание на это дается в одной из строф поэмы, в которой обозначен путь посыльного ("побегушника"), направленного московскими боярами за Евпатием; "проскакал ездок на Пилево да назад опять ворочает"** (I - 387).
* (Д. С. Лихачев. Повести о Николае Заразском. ТОДРЛ, 1949, т. VII, стр. 293.)
** (Пилево и Задне-Пилево - деревни недалеко от Спас-Клепиков Рязанской области.)
Поля рязанские
Не совпадают с "Повестью" и эпизоды, в которых рассказывается о столкновении отряда Евпатия с татарами. "И погнаша во след безбожного царя и едва нагнаша его в земли Суздалстей, и внезапу нападоша на станы Батыевы"*. В поэме Есенина место столкновения иное. "Под козельскими корягами налетала рать Евпатия, сокрушала сыть поганую" (I - 391). Батый после разгрома Рязани двинулся через Коломну и Москву на Владимир и Суздаль. Не рискнув напасть на Новгород, он повернул на Козельск, и это было уже после покорения Владимира, Суздаля, Торжка и других русских городов.
* (Д. С. Лихачев. Повести о Николае Заразском, стр. 293.)
Если в "Повести" Евпатий предпринимает налет на татар по собственной инициативе сразу же после возвращения из Чернигова и мстит им за поруганную Рязанскую землю, то в поэме за помощью к нему обращаются московские бояре:
Собирались злы татареве,
На Москву коней шарахали.
Собегалися боярове
На кулажное устанище.
Наряжали побегушника,
Уручали серой грамотой:
- Ты беги, буди, детинушка,
На усуду свет Евпатия.
(I - 387)
Не совпадает с "Повестью" и заключительный эпизод поэмы. В "Повести" он звучит так: "Царь Батый и зря на тело Еупатиево и рече: "О Коловрате Еупатие! Гораздо оси меня подщивал малою своею дружиною, да многих богатырей сильной орды побил еси, и многие полкы подоша. Аще бы у меня такий служил - держал бых его против сердца своего". И даща тело Еупатиево его дружине останочной, которые поимани на побоище и веля их царь Батый отпостити, ни чем вредити"*.
* (Д. С. Лихачев. Повести о Николае Заразском, стр. 295.)
Эпизод этот подчеркивал в "Повести" исключительность героического поступка отряда Евпатия, его мужество, воинскую доблесть, которыми восхищались даже враги. Он также представлял Батыя способным оценить по достоинству подвиг противника. У Есенина Батый лишен этой способности, он глумится над убитым героем:
Возговорит* лютый ханище:
- Ой ли, черти-куролеспики,
Отешите череп батыря,
Что ль па чашу на сивушную.
Уж он пьет не пьет, курвяжится,
Оглянется да понюхает:
- А всего ты, сила русская,
На тыновье загодилася.
(I - 392, 393)
* (В тексте опечатка "Возгорит". См. С. Есенин. Собр. соч., в пяти томах, т. I, стр. 392.)
Совсем отсутствует в поэме имеющийся в "Повести" эпизод, в котором рассказывается о поединке Евпатия с Хостоврулом. Есть и другие несоответствия.
"Сказание" содержит, однако, немало параллелей, роднящих его с устным народным творчеством и позволяющих высказать предположение о фольклорных источниках поэмы.
Во-первых, надо учесть свидетельство самого поэта, указывавшего в обеих редакциях поэмы на ее фольклорные источники:
От Ольги до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопнаго сермяжника.
(I - 386)
Цитированные строки дважды встречаются в "Сказании", и Есенин подчеркивает этим их значимость. Между тем они не принимались в расчет в суждениях о влиянии "Повести" на поэму, хотя литература о Есенине не содержит их опровержения.
Во-вторых, сюжет "Сказания" имеет существенные элементы исторической песни, предполагаемой не без оснований Б. Н. Путиловым: нашествие и опустошительное продвижение татар, решение Евпатия сражаться с ними, военная удаль героя и его смерть, оценка его подвига Батыем. Именно песни в качестве источника "Сказания" назвал Есенин ("Знают песни про Евпатия") и подчеркнул их широкое распространение в рязанском крае ("От Ольги до Швивой Заводи"). Сходство поэмы Есенина с реконструируемой Б. Н. Путиловым песней несомненное. То, что было утеряно при обработке эпизода о Евпатий в составе "Повести", сохранилось у поэта, и это также позволяет думать о фольклорных источниках его поэмы.
В-третьих, трагические события и связанные с ними героические действия происходили на Рязанской земле и сам Евпатий был рязанцем (в поэме он - кузнец). Поэтому подвиг его был дорог землякам, первыми принявшим на свои плечи всю тяжесть страшного натиска батыевых орд. И если песни о Евпатии возникали и бытовали, как полагают исследователи древнерусской литературы, то существование их в рязанском краю наиболее вероятно. Здесь они могли сохраниться в памяти народа, а поэт, тоже земляк Евпатия, проявивший к историческому герою особый интерес, мог слышать их у себя на родине. Он имел возможность знать эти песни и при отсутствии регистрации их фольклористами, не часто бывавшими на Рязанской земле.
В-четвертых, песни и другие жанры устного поэтического творчества своего края Есенин знал блестяще. Он не только в обилии использовал их в своей поэзии, что подчеркивают все без исключения исследователи его творчества, не только распевал их под гармонику в Петрограде, но и усердно собирал и записывал. В письме к Д. В. Философову из Константинова (1915) Есенин сообщал: "Тут у меня очень много записано сказок и песен. Но до Питера с ними пирогов не спекешь... Может быть, "Современник" возьмет" (V - 120).
Все это дает основание полагать, что подвиг Евпатия Коловрата сохранился в памяти народа, и Есенин слышал в родном краю песни о нем, которые и обработал в поэме и которых не довелось слышать фольклористам. Анализ поэтического текста "Сказания" - наилучшее свидетельство близости поэмы к устному ее источнику.
В отличие от "Повести", в ней нет сколько-нибудь подробного изображения битвы за Рязань и развернутых картин начального ее исхода. Поэт лишь сообщает о покорении татарами "зарайской сторонки", застигнутой врасплох. Первая главка кончается сообщением о решении Батыя идти на Москву. Трагедия сражения подчеркнута в ней своеобразными картинами природы:
Как взглянул тут месяц с привязи,
А ин жвачка зубы вытерпла,
Поперхнулся с перепужины
И на землю кровью кашлянул.
(I - 385)
В других главках Есенин изображает действия татар за Рязанью!
На уземном погорелище
За Коломной бабы хныкают.
В хомутах и наколодниках
Повели мужей татаровья.
Хлыщут потные погонщики,
Подгоняют полонянников,
По пыжну-путю дороженьке
Ставят вехами головушки.
(I - 389)
Упоминается еще Козельск ("повернул коня поганище... на укрепы ли козельские"). Таким образом, исторические сведения в поэме крайне скупы, не точны, и на них поэт не делает акцента, хотя и привлекает в качестве исторического фона.
Идея беззаветной патриотической защиты Русской земли, так сильно прозвучавшая в "Повести", не имеет такого звучания в поэме. В ней нет ни одного эпизода самоотверженной борьбы русских, их сожаления относительно удельной раздробленности, составлявшего существенное отличие "Слова о полку Игореве" и "Повести о разорении Рязани Батыем".
Есенинский Коловрат беспечен, нетороплив, он безмятежно "гуляет и хороводничает" уже и после того, как пала разоренная и сожженная татарами Рязань. И хотя любовь к рязанской сторонушке не позволяет ему отвечать на "всхлипы серых журушек", "впотайную по нем плакавших", сам он особой заинтересованности к судьбе Рязани не проявляет. "Побегушник" обращается к нему от имени московских бояр:
Ты беги померяй силушку
За Рязанью над татарами.
(I - 388)
Облик Евпатия нарисован Есениным в былинном стиле. "Добрый молодец, свет Евпатий Коловратович", "пешневые угорины двумя пальцами вытягивал", а "Ольгу волноватую в молоко парное вспенивал". Поэт наделил его качествами доброго хозяина, завидного жениха и удалого молодца с "ножиком сеченым за гленищем". И зовут-то его московские бояре на помощь, как звали в древности богатырей. Упоминание о московском боярстве, сложившемся уже в пору окрепшего Московского государства, можно понять как указание на время создания использованного поэтом варианта устной песни о Коловрате. В нем уже стерты временем живые впечатления об историческом подвиге Коловрата и сравнительно полно дан его условно былинный портрет. В варианте этом отчетливо выражены и религиозные наслоения, и родство с духовным стихом: обращение троеручицы к Спасу и спор Спаса с идолищем черным. И в первом и во втором эпизодах проводится мысль об активном вмешательстве божественной силы в развернувшиеся события. Татары повернули на Козельск, не закончив покорения "Руси кондовой", потому что им нанесены ощутимые удары после вмешательства троеручицы, просившей Спаса: "Помутить силу вражью, соблюсти урусь кондовую". Сразу же вслед за этой просьбой
Не убластилося Батыю,
Ни во сне ему почуялось.
Наяву ему предвиделось -
Дикомыти рвут татаровье.
(I - 390)
В другом эпизоде четко выделена мысль о том, что исход битвы всецело зависит от воли божьей, которую "не знают сполону" ни соколы-дружинники, ни идолище черное. Оба эти эпизода являются вставками, слабо связанными с другими частями "Сказания", и поэт легко выбросил их в поздней редакции. Но они свидетельствуют о многочисленных наслоениях, которые претерпела древняя песня о Евпатии, бытуя в разных слоях рязанского населения, где мог ее слышать поэт от "святых странников", бродивших по Рязанской земле.
Устно-песенное происхождение "Сказания" заметно и в его художественной структуре, лишенной книжности и впитавшей различные элементы устной речи. Даже там, где поэт предоставляет слово богу, он заставляет говорить его грубым, далеким от стиля "Повести" языком:
Говорит господь узывчиво:
- Ай ты, идолище черное,
У какой ты злюки матери
Титьку-вишенье высасывал?
(I - 392)
Подобные выражения отсутствуют также в юношеской поэзии Есенина.
Из традиционно-фольклорных конструкций поэтических образов Есенин наиболее часто употребляет в "Сказании" параллелизм:
Ой, не зымь лузга заманница
Запортила переточины, -
Подымались злы татарове
Не зарайскую сторонушку.
(I - 384)
В "Сказании" параллелизм лежит в основе многих строф (см. строфы: не кухта в бору замешкалась..; не облыжники пеняются..; не загулины кувекали..; ой, не суки в тыне щенятся..; не березки белоличушки..; не карачевое гульбище). Наряду с параллелизмом в его отрицательной форме в "Сказании" встречается и такой характерный для фольклора тип анафорического образа:
Ни одна краса-зазнобушка
Впотайную по нем плакала,
Ни один рукав молодушек
От послезья продырявился.
(I - 387)
(См. в поэме: "Ни сочесть похвал той удали, ни ославить смелой доблести".)
В основе метафорического образа, употребляемого поэтом в "Сказании", также лежит опыт фольклорной поэтики, в которой (особенно в загадке) отчетливо представлено уподобление небесных предметов земным (небо - шуба; звезды - гвозди; месяц - пастух, коврига, всадник, ягненок, конь). Месяц, например, сравнивается Есениным с божьим ягнятищем, которое мнет траву небесную и бодается с тучами, проплывающими мимо него, как бы нанизываясь на его рога.
В обилии представлены в "Сказании" характерные для устного творчества речевые обороты: "ой, текут кровя сугорами", "ой, не колоб в поле катится", "ай, с чего же речка пенится?", "ой, ты лазушновый баторе!", "ой ты, сыне мой возлюбленный". Из устной речи заимствует поэт и такое соединение слов: "кузня-крынница", "Спасе, Спас-угодниче", "говорит-гудит детинушка", "пламя-полымя", "соколы-дружинники", "брови-поросль", "бел-батырь".
Местный характер использованных Есениным источников подтверждается и обилием областных слов и выражений. Многие из них были хорошо известны на его родине, и в пору создания "Сказания" он мог не ощущать их как диалектизмы. К таким, например, относятся слова:
Вентерь - рыболовный снаряд из ниток. В отличие от верши имеет сделанные из таких же ниток крылья.
Верша - цилиндрической формы рыболовный снаряд с входным конусным отверстием для рыбы (в других местах имела название "мырежа", "нырежа", а сплетенная из ивовых прутьев называлась в есенинских местах "кабан"). Употребленное в "Сказании" в контексте "кружат облачные вентери" слово "вентерь" служит созданию образа, в котором облака уподобляются заброшенным в голубизну неба вершам.
Лузгой в Рязанской губернии называется мякина, получаемая при переработке проса в пшено. В поэме она уподоблена пороше: "Ой, не зымь лузга заманница запоршила переточины". В процессе переработки проса в пшено облако лузги, как пороша, оседало вокруг мельницы. Картина, знакомая поэту с детства.
Засынька - жена, возлюбленная. В поэме - Рязань "под фатой варяжьей засынькой коротала ночку темную". В другом случае замечено, что у Евпатия "нет угожей (по душе, по сердцу. - П. Ю.) засыньки, черно косой побеседнушки".
Загнетка - предпечье, шесток. В "Сказании" - "у загнетки неба синяго облака горят" - картина восхода или заката солнца, когда оно не находится в небе, в данном случае в печи, а из-за горизонта освещает облака.
Кухта - косматый иней на деревьях. У Есенина: "не кухта в бору замешкалась... Ходит Спасе, Спас-угодниче...".
Облыжник - враль, клеветник, мелкий человек, лгунишка.
Кусомни - от кусать, есть. В поэме слова эти контрастно создают впечатление о высоких помыслах товарищей Евпатия. Они достойны его и собираются с ним на большое дело, а не для мелких ссор или трапез.
Пеняться - спорить, браниться.
Не облыжники пеняются,
Ни кусомни - поминушки, -
Соходилися товарищи
Свет хоробраго Евпатия.
(I - 390)
Мы рассмотрели всего лишь несколько слов обширного областного словаря "Сказания", но и они показывают принцип работы поэта. Каждое местное слово активно участвует в создании образа, являясь часто его стержнем, именно поэтому поэма трудно воспринимается. В языке земляков чуткое ухо Есенина уловило золотые россыпи поэзии, и он ввел ее в "Сказание" в первозданном виде. Упразднить областные слова - значило разрушить поэтические образы. Во второй редакции поэт выбросил многие из них, но вместе с ними выпали и строфы. Так, вместе со строфой
Задрожали губы Трубежа,
Встрепенулись очи-голуби,
И укромы крутоборыя
Посолонью зачаведели
(I - 384)
были упразднены слова "укромы", "крутоборыя", "посолонью зачаведели". Из оставшихся в поэме местных речений лишь немногие заменены, да и то в ущерб образности. В первой редакции было: "Ни один рукав молодушек от послезья продырявился"; во второй стало: "Не один рукав молодушек, утираясь, продырявился". Строки "Защемило сердце Батыя, хлебушиной закобонилось" Есенин заменяет на "Всколыхнулось сердце Батыя: Что случилось там, приключилося?".
Вторая редакция коснулась не только местных изречений - вместе с ними из поэмы выброшено много строк. Поэт не смог найти для них равноценной поэтической замены. Во второй редакции снято также много строф, в которых рисовался былинный облик Евпатия, и строф, связанных с образами Спаса и троеручицы. В своем позднем виде поэма стала дальше от устного источника, и Есенин снял ее заключительные строки:
От Ольги до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопнаго сермяжника.
(I - 393)
Мы стремились показать, что первоначальный текст поэмы Есенина о Евпатии Рязанском по сюжету, идейному содержанию, поэтической и речевой структуре далек от "Повести о разорении Рязани Батыем" и явился результатом творческого переосмысления песен, сохранившихся в памяти его земляков. Изобилующее областными словами и выражениями "Сказание" не могло привлечь широкого читателя, и, понимая это, Есенин не включал его в сборники своих стихотворений. Для полноты же творческой биографии поэта учитывать это произведение необходимо, потому что в нем отчетливо отражена кровная связь Есенина с духовной жизнью близких ему слоев русского народа, поэтическое мироощущение которого было ему знакомо с раннего детства.
Утверждения ряда исследователей относительно прямой зависимости поэмы Есенина от древнерусской "Повести" мы не считаем убедительными. И также нет достаточных оснований датировать "Сказание", тем более "Песнь", 1912 годом, хотя сам поэт поставил под ней эту дату и при публикации "Сказания" в 1918 году и при подготовке поэмы ("Песнь о Евпатии Коловрате") для "Собрания сочинений".
Текст, претерпевший глубокую правку зрелого поэта и составивший второй, значительно отличающийся от первого вариант поэмы, нельзя датировать 1912 годом, так как эти переработки относятся к 1925 году, когда готовилось "Собрание сочинений".
Но и первая редакция поэмы ("Сказание") была опубликована в 1918 году и ранее нигде не публиковалась. Если даже Есенин и создал этот вариант поэмы в 1912 году, то при публикации в 1918 году мог также глубоко его переработать.
Никаких свидетельств современников и самого поэта о поэме ранее 1916 года* не имеется. Есенин читал ее впервые в 1916 году в Москве, в "Обществе свободной эстетики", где выступал вместе с Н. Клюевым уже после сдачи в печать (в 1915 году) сборника "Радуница", в который поэма не вошла. Есть и другие основания полагать, что "Сказание" было закончено где-то в конце 1915 или в самом начале 1916 года.
* (См. цитированное нами ранее воспоминание И. Н. Розанова.)
Обращение Есенина к историческим темам ("Ус", "Марфа Посадница") относится к годам империалистической войны, до начала которой в его поэзии эти темы отсутствуют. В 1915 году поэт сдает свою поэму о новгородской вольнице в горьковскую "Летопись".
К 1915 году относится встреча Есенина с Городецким, Ремизовым, Клюевым, которые оказывают на него большое влияние своим пристрастием к русской старине. В этом же году Есенин собирает и записывает у себя на родине сказки и песни*, на основе которых, вероятно, и создает "Сказание".
* (См. цитированное ранее письмо Есенина Д. Ф. Философову.)
В поэтической структуре "Сказания" остались следы клюевского влияния на Есенина, в частности стихотворений Н. Клюева "Скрытый стих" (вошедший в сборник "Мирские думы"*, изданный в один год со сборником Есенина "Радуница") и "Песня о Соколе и о трех птицах божиих".
* (См. Н. Клюев. Мирские думы. М., 1916.)
Клюев: Взговорила Куропь белая Человечьим звонким голосом: Ай же, птицы вы летучие... Клюев: Как по озеру бурливому, По Онегушку шумливому, На песок-луду намойную, На коряжину надводную... Клюев: А навис погодной тучею, Разметался гривой долгою, Надо свят-рекой текучею - Крутобережною Волгою. Клюев: Я - Габучина безгрешная, Птица темная, кромешная, Затуманю разум Соколу...*.
* (Н. Клюев. Песнослов, кн. 1. Литературно-издательский от дел Народного комиссариата по просвещению. М., 1919, стр. 243-245.)
Есенин:
Щебетнули звезды месяцу:
- Ай ты, божио ягнятище...
(I - 385)
Есенин:
Утихала зыбь хлябучая,
Развивались клубы пенныя,
И надводныя коряжины
По-лягвачьему пузырились.
(I - 388)
Есенин:
Крутозыбы волны белыя,
Далеко их видно по лугу.
Так и мечутся, яруются
Укусить седое облако.
(I - 388)
Есенин:
- Ой ты, сыне мой возлюбленный,
Помути ты силу вражию...
(I - 389)
В тематических, ритмических и дословных совпадениях Есенин остается верным устной стихии родного края, но и влияние Клюева в них тоже чувствуется. Его не могло быть до 1912 года. Тогда Есенин не знал Н. Клюева, а стихотворения "Скрытый стих" и "Песня о Соколе и о трех птицах божиих" еще не были опубликованы.
Обращает также внимание большое сходство поэтического стиля стихотворения "Ус", поэмы "Марфа Посадница" и "Сказания". Это особенно заметно в обильном использовании диалектизмов, в стремлении создавать на их основе образы. Принцип конструкции художественных образов за счет красок и метафорических оттенков областных слов, рассмотренный нами в "Сказании", является общим для всех трех произведений. Но, в отличие от двух первых, в "Сказании" поэт чаще употребляет метафору, которой владеет уже свободно, как бы демонстрируя свое возросшее мастерство.
Все это позволяет отнести "Сказание" к более позднему времени, а именно к концу 1915 года. Замысел поэмы возник, вероятно, у Есенина в 1912 году, и этой датой он обозначил обе редакции.
При использовании материалов обязательна установка активной ссылки:
http://s-a-esenin.ru/ "Сергей Александрович Есенин"