Сергей Есенин на военной службе [1969 Юшин П.Ф.

Призыв поэта на военную службу. Противоречивое освещение этого вопроса в критической литературе. О времени и обстоятельствах зачисления Есенина в военно-санитарный поезд № 143 (анализ архивных документов). Значение военной службы в творческой биографии поэта и в борьбе за его талант.

Военная служба поэта имеет прямое отношение к борьбе, развернувшейся вокруг Есенина в различных общественных кругах.

До последнего времени вопрос этот оставался в тени, а обширный материал, относящийся к нему, не был известен исследователям. Между тем, найденные в архивах документы содержат не только ценнейшие биографические сведения о поэте, но и позволяют судить о его идейно-творческих связях этих лет.

Внимательное изучение обстоятельств военной службы проливает свет как на предшествующее ей, так и на последующее творчество Есенина.

Поэт не был ни крупным государственным деятелем, ни видным лидером общественного движения и не состоял в родстве с высокопоставленными вельможами. Он привлек внимание кругов, устроивших его военную службу, исключительно своей талантливой поэзией.

Стремление подчинить интересам двора творчество поэта не имело успеха, хотя в этом направлении было сделано немало попыток. Как и многие другие представители русской народной интеллигенции, Есенин сумел понять смысл придворной политики, в задачи которой входило использование литературы и искусства в целях войны, сохранения и прославления престола.

"Радуница" и выступления С. Есенина в салонах пришлись по душе близким к царю организаторам "Общества возрождения художественной Руси", и они поспешили приблизить к себе новый и не чуждый им по направленности и содержанию творчества талант. За дело взялся полковник Ломан. В 1915 году Есенин призывался на военную службу рязанским уездным по воинской повинности присутствием, но был освобожден до осени и значился ратником. В условиях войны его в любое время могли взять под ружье. Ломан по настойчивой просьбе С. Городецкого и Н. Клюева добился "высочайшего соизволения" на перечисление Есенина в санитары с оставлением на службе при Царскосельском имении ее императорского величества военно-санитарном поезде № 143. Шестнадцатого января 1916 года, как об этом свидетельствуют документы, Ломан возбудил ходатайство о направлении С. Есенина в свое распоряжение. "Высочайшее соизволение" было получено мобилизационным отделом Главного управления Генерального штаба в начале февраля 1916 года. А 5 апреля 1916 года Ломан выдает Есенину на руки следующий документ:

Дано сие крестьянину Рязанской губернии и уезда Кузьминской волости села Константинова Сергею Александровичу Есенину в том, что он согласно уведомлению Мобилизационного Отдела Главного управления Генерального Штаба от 11 февраля с. г. за № 9110 с Высочайшего соизволения назначен санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143, Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, а потому прошу направить Есенина в г. Царское Село в мое распоряжение

Уполномоченный Ея Величества по поезду полковник Ломан

Из этого документа видно, что Есенин познакомился с Ломаном еще до прибытия на службу в санитарный поезд. Документ опровергает также ошибочные утверждения В. А. Вдовина, содержащиеся в его перенасыщенной второстепенными материалами статье о военной службе Есенина: "Но как бы то ни было, совершенно достоверно, что с февраля 1916 г. Есенин начинает службу в "полевом царскосельском военно-санитарном поезде № 143 ее императорского величества государыни императрицы Александры Федоровны...", который был сформирован в ноябре 1914 г."^*.

^* (В. А. Вдовий. Сергей Есенин на военной службе. "Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1961, № 1, стр. 138.)

Указанная ошибка о начале службы влечет за собой неправильный вывод о невозможности бывать в салонах^*. (Раз Есенин служит с февраля, он не может, значит, свободно распоряжаться временем.) Между тем предписание о командировании Есенина в Царское Село получено лишь 14 апреля 1916 года, а направлен он туда 16 апреля 1916 года, что следует из других документов.

^* (В. А. Вдовий. Сергей Есенин на военной службе. "Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1961, № 1, стр. 143.)

В Военно-Санитарный Поезд № 143 Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, гор. Царское Село.

Резерв извещает, что одновременно с сим в распоряжение поезда командирован санитар Сергей Есенин (личный знак № 9999), и просит о времени его прибытия уведомить. Документы санитару Есенину выданы на руки.

Основание: Предписание Управления Г. Главноуполномоченного Северного района Российского Общества Красного Креста от 14-го сего Апреля за № 2899/25833.

Документ послан Петроградским резервом санитаров при управлении Главноуполномоченного Северного района Красного Креста 16 апреля 1916 года за № 6230. Из него видно, что Есенин до начала службы в поезде находился в Петроградском резерве санитаров, а не в трофейной команде, как утверждает М. П. Мурашов^*. В канцелярии Федоровского собора это извещение получено 17 апреля 1916 года (вход. № 607). Но "одновременно с сим" Есенин не прибыл на службу. Документ опередил его на три дня.

^* (См. М. Мурашов. Сергей Есенин в Петрограде. Сб. "Сергеи Александрович Есенин. Воспоминания". М., 1926, стр. 61.)

16-го же апреля на руки Есенину было выдано направление:

В Военно-Санитарный поезд № 143 Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны.

Резерв препровождает при сем в распоряжение Поезда санитара Сергея Есенина (личный знак 9999), прося о времени его прибытия уведомить.

Приложение: Аттестаты за № 6225 и 6226, арматурный список в 2-х экземплярах за № 6229 и приходо-расходная тетрадь за № 6228.

Ходатайство от 16 января 1916 года о зачислении С. Есенина в царскосельский военно-санитарный поезд № 143

Уведомление от 11 февраля 1916 года о 'высочайшем соизволении' на перечисление С. Есенина в санитары в распоряжение полковника Ломана

Препроводительный документ С. Есенину, направленному в распоряжение военно-санитарного поезда №143

В канцелярии Федоровского собора документ зарегистрирован 20 апреля 1916 года. В этот же день Есенин внесен в "Алфавитный список военнослужащих рядового и младшего командного состава военно-санитарного поезда № 143". В нем записано:

Эти документы вносят ясность в запутанный вопрос о начале военной службы С. Есенина в санпоезде № 143. Она была устроена царедворцами, "высочайшим соизволением" приблизившими к себе поэта. Есенин скупо отразил в автобиографиях этот период своей жизни. Но в одной из них он верно указывает: "В 1916 году был призван на военную службу. При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам. Жил в Царском недалеко от Разумника Иванова. По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице" (V - 13).

Таким образом, нейтральное к политике, подчас лишенное высоких идеалов и активной гражданственности дореволюционное творчество Есенина привлекло внимание придворной знати, заинтересовавшейся его судьбой. И тем не менее Есенин не стал придворным поэтом, хотя Ломан настойчиво стремился к этой цели. "Многие льготы", о которых поэт упомянул в автобиографии, были использованы им по-своему, а военная служба не оборвала дорогих для Есенина связей с прогрессивной русской литературой.

Санитарный поезд № 143 был сформирован на средства действительного статского советника Заусайлова, на его же средства содержался персонал, оплачивалось довольствие раненых, покупались медикаменты. 1 октября 1914 года Заусайлов обратился с очередным письмом к Ломану, в котором просил доложить царице о желании сформировать санитарный поезд и взять его на полное содержание. В письме Заусайлов отметил: "Нашим искренним желанием было бы, чтобы организация поезда была поручена Вам, Вы явились бы его комендантом и получили бы возможность составить необходимый служебный персонал по Вашему усмотрению"^*.

2 октября царица разрешила сформировать поезд под общим руководством дворцового коменданта. Уполномоченным ее величества по поезду назначался Ломан, и ему было поручено "составить необходимый служебный персонал". В документе № 64/2 от 3 октября 1914 года за подписью полковника Ломана на имя Б. К. Ордина читаем: "2-го сего Октября Ея Императорское Величество Государыня Императрица Александра Федоровна соизволила разрешить организовать на средства действительного Статского Советника Зайсайлова полевой санитарный поезд, с присвоением ему Высочайшего Ея Императорского Величества Имени"^*. И хотя об "освящении" поезда в Царском Селе было сообщено в "Правительственном вестнике" 14 ноября 1914 года, на фронт он отправился значительно позже. А персонал для него комплектовался в течение 1915 и даже 1916 годов.

^* (ЦГИА СССР, ф. 1328/14, оп. 4, д. 1, л. 3. (Зайсайлова - так записано в документе).)

К 1915 году при Федоровском соборе, ктитором которого был Ломан, созданы лазарет № 17, начальником которого стал Ломан^*, санитарный поезд № 143, находившийся в подчинении того же Ломана, и образовалось художественное общество тоже при активном участии Ломана. Собор, лазарет и санпоезд позволяли Ломану формировать и распределять персонал с учетом интересов художественного общества. Это и было использовано предприимчивым полковником с согласия царствующих особ. Добавим к сказанному, что Ломан возглавлял также комитет по делам строительства домов Федоровского городка и имел прямую связь с архитекторами и живописцами. Используя свои большие права, Ломан стремится приблизить ко двору выдающихся деятелей русской культуры В. М. Васнецова, А. В. Щусева, М. В. Нестерова. Ему удается ввести в совет "Общества" писателя А. М. Ремизова, приблизить к себе С. Есенина, художника Г. И. Нарбута.

^* (См. приказы дворцового коменданта генерал-майора Воейкова № 161 от 13/IX 1914 г. и № 15 от 18/II 1915 г. ЦГИА СССР, ф. 489, оп. 1, д. 28, л. 8.)

Но прикомандирование к поезду - это лишь первый шаг в борьбе монархистов за талант Есенина. В надежде на верноподданнические стихотворения Ломан предоставляет поэту ряд других льгот. Зачисленный в состав поезда с 20 апреля 1916 года, Есенин летом этого же года получает отпуск и едет в село^*. Кстати, в указанном в ссылке письме Анны С., явившемся ответом на письмо поэта, содержатся строки, проливающие свет на характер службы поэта в поезде: "Ты пишешь, - сказано в нем, - что бездельничаешь, зачем же так мало побыл в Константинове". До и после поездки в село поэт задерживается в Петрограде на длительное для военнослужащего, только что призванного в армию, время.

^* (См. Письмо Есенина Н. Клюеву (V - 121), а также письмо Есенину из Константинова от Анны С. Л. ГЛБСЩ, ф. 276, оп. 1, ед. хр. 2.)

В июле 1916 года Ломан приступает к осуществлению своего замысла относительно Есенина. На придворном концерте 22 июля 1916 года он поручает поэту выступить с приветственными стихами в честь царевен. Стихотворение это ("В багровом зареве закат шипуч и пенен") опубликовано в разделе "Стихотворения, экспромты и наброски" (V - 245) по списку Л. Р. Когана, хранящемуся в ГПБ Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, и датируется также по списку 22 июля 1916 года.

Рассматривая это стихотворение, В. А. Вдовин находит, что подлинными его героями являются раненые воины. "Хотя в стихотворении упоминаются "младые царевны", их "юная кротость", "ласковые сердца", "царственные руки", но не они являются предметом внимания поэта. Они лишь фон. Подлинные герои стихотворения - раненые"^*. В подтверждение своей мысли В. А. Вдовин приводит такие строки:

^* (В. А. Вдовин. Сергей Есенин на военной службе. "Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1964, № 1, стр. 141-142.)

^* (Так цитирует В. Вдовин. См. "Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1964, № 1, стр. 142. В тексте списка Л. Р. Когана и в томе V собр. соч. Есенина - "На ложе белом".)

"Все стихотворение, - пишет далее В. А. Вдовин, - проникнуто сочувствием к их (надо понимать раненых. - П. Ю.) печальной судьбе. Этот мотив сочувствия и сострадания, являясь основным, определяет и тональность всего стихотворения, он подчеркивается и концовкой: "О помолись, святая Магдалина, за их судьбу"^*. Такая трактовка стихотворения, на наш взгляд, неверна и находится в противоречии с его пафосом. Но, чтобы показать это, нам необходимо выписать стихотворение полностью.

Как видим, здесь не простое упоминание о "юной кротости", "ласковых сердцах" и "царственных руках", а одобрение чувств царевен к раненым, которые поэт всячески приветствует и последовательно прославляет, сравнивая царевен с белыми березками, венцы которых ярко горят в багровом зареве заката. Что же касается "царственных рук", то они протягиваются туда, где тени бледные и горестные муки, и к тому, "кто шел страдать за нас", т. е. к раненым. И стены лазарета вздрагивают не от боли рыдающих воинов, а от жалости, что сжимает сердца царевен, видящих муки раненых. Конечно же, не раненых тянет "туда, где скорбь кладет печать на лбу", а царевен, преисполненных состраданием и желанием помочь воинству. К "младым царевнам", по мнению поэта думающим о помощи раненым, и относятся строки: "О, помолись, святая Магдалина, за их судьбу".

Показное прославление "беспредельной любви" царского двора к русскому воинству было официальной политикой и строго соблюдалось дворцовой комендатурой и всеми ее учреждениями, в том числе Федоровским собором, лазаретом, санитарным поездом. Оно всячески подчеркивалось в приказах и других официальных документах. Сошлемся лишь на один из многих документов подобного содержания. В приказе № 83 от 24 марта 1915 года по лазарету №17 были объявлены царские "милости": к пасхе раненым дали яйца с вензелевым изображением царских имен. По этому поводу Ломан напомнил в приказе, что раненые в ответ на царскую благодарность должны сами быть примером в верноподданности царю, повсюду рассказывать в армии о царской щедрости, доброте, помогать царю после войны, сеять слух, что он добр к храбрым. Относительно персонала лазарета в приказе значилось: "Исключительная ласка, высказанная в пасхальном привете яйцами и в бесконечно милостивых ответных словах Ея Величества на поздравление лазарета, заставляет думать только о том, как бы всем оправдать царское внимание"^*.

Стихотворение "В багровом зареве..." выдержано в духе установок двора и служит прославлению его милости к раненым. Повторим, что за выступление на концерте поэт был награжден часами.

С помощью Есенина Ломан пытается привлечь и других поэтов, близких по содержанию своего творчества к идеалам придворного общества.

Искусный царедворец, Ломан хочет, чтобы культурная миссия Федоровского собора, деятельность "Общества" и лик царя были воспеты в поэзии Есенина, которому он рекомендует выступить в этом жанре совместно с Клюевым, обещая издать их стихи отдельной книгой. Для встречи с олонецким затворником Ломан предоставляет Есенину отпуска и под разными предлогами освобождает его от несения военной службы.

Первая такая встреча двух поэтов произошла в 1916 году в летний отпуск Есенина. Результатов она, однако, не дала. Но Ломан настойчив. В ноябре 1916 года он вновь просит Есенина встретиться с Клюевым по делам "патриотического творчества", и вновь предоставляет ему отпуск. На руки поэт получает документ.

Прошу отправить от ст. Петроград до ст. Москва санитара Полевого Царскосельского военно-санитарного поезда № 143 Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны Сергея Есенина, командированного в г. Москву по делам вышеназванного поезда. Настоящий отзыв выдан за неимением предложения лит. А., что подписью с приложением печати удостоверяется.

Готовясь к переговорам с Клюевым, Есенин пишет ему в августе 1916 года: "Приезжай, брат, осенью во что бы то ни стало" (V - 122).

К предложению Ломана поэты отнеслись отрицательно. В письме Н. Клюева Ломану "Бисер малый от уст мужицких" читаем: "На желание же Ваше издать книгу наших стихов, в которых бы были отражены близкие Вам настроения, запечатлены любимые Вами Федоровский собор, лик царя и аромат храмины государевой - я отвечу словами древлей рукописи: "Мужие книжны, писцы, золотари, заповедь и часть с духовными приемлют от царей и архиереев и да посаждаются на седалищах и на вечерях близ святителей с честными людьми". Так смотрела древняя церковь и власть на своих художников. В такой атмосфере складывалось как самое художество, так и отношение к нему"^*. Это был отказ под предлогом отдаленности поэтов от власть имущих, от двора. Интересно заметить, что в этом документе со всей определенностью высказано отношение поэтов к художественному творчеству. "Нельзя изображать то, о чем не имеешь никакого представления. Говорить же о чем-либо священном вслепую мы считаем великим грехом, ибо знаем, что ничего из этого, окромя лжи и безобразия, не выйдет"^**.

^* ("Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1964, № 1, стр. 144.)

^** ("Научные доклады высшей школы". Филологические науки, 1964, № 1, стр. 144.)

Задуманная Ломаном книга стихов не была написана поэтами, что, однако, не лишило его надежды получить ее в будущем. Вняв совету Н. Клюева, Ломан находит возможности, при которых Есенин мог бы лицезреть царствующих и власть имущих светских и духовных особ. Уже говорилось о выступлении поэта на царском концерте. В начале января 1917 года в Федоровском соборе состоялось большое богослужение, и Ломан выдает Есенину пропуск в собор:

Прошу пропустить на богослужение в Федоровский Государев Собор 5-го и 6-го сего января следующих лиц

19 февраля 1917 года в трапезной Ломан дал завтрак в честь членов "Общества возрождения художественной Руси", собравшихся в Царское Село для осмотра собора и зданий Федоровского городка. Присутствовало около 100 человек наиболее высокопоставленных царедворцев^*. На этот завтрак был приглашен поэт и читал на нем свои стихи.

Обо всем этом необходимо было сказать, чтобы наша мысль о борьбе за талант Есенина была наглядной. Старания Ломана не находят, однако, отклика со стороны поэта. Он упорно не пишет тех од в честь царя, которых ждут от него в Царском Селе. Стихотворение "В багровом зареве..." единственное в этом роде, но и оно не о царе.

Что же позволяет поэту противостоять последовательным, продуманным хитросплетениям монархистов, стремившихся использовать его талант в своих целях? Вопрос не из легких и для его решения нельзя сослаться на какой-либо исчерпывающий документ. Тем более не подходит здесь ссылка на отдельные эпизоды из сложной и противоречивой биографии поэта. Нельзя, скажем, упомянуть о связи Есенина с рабочими сытинской типографии и этим объяснить его нежелание выполнять просьбы и требования Ломана. От пролетарского движения поэт был далек и в это время. Но начиная с самых ранних стихотворений Россия у Есенина не ассоциируется с царем, и в этом несомненное влияние на него великой русской литературы и устного народного творчества, знакомых поэту с детства и полных антицаристскими настроениями, ожившими в сознании русского народа с новой силон после кровавых событий 9 января, расстрелов 1905-1907 годов и Ленских расстрелов. Развязанная царизмом бессмысленная братоубийственная война только обострила эти настроения.

К моменту службы Есенина в Царском Селе отношение к войне и к царю резко изменилось и в среде русской интеллигенции, в том числе и той ее части, которая поддалась угару ложнопатриотических настроений. Грозовая предреволюционная атмосфера чувствовалась повсюду, особенно в пролетарском Петрограде, и поэт не мог этого не замечать, не мог не видеть, что дни монархии сочтены. Но не только в городах, а и в самых далеких уголках России неумолимо надвигались грозные исторические события, и поэт почувствовал их приближение и по-своему отразил в повести "Яр", относящейся тоже к 1916 году и в отдельных эпизодах запечатлевшей открытую борьбу крестьян против социального произвола.

Враждебное отношение к царизму поэт наблюдал не только в горьковских кругах литературы, возмездия жаждали А. Блок и многие из тех литературно-общественных деятелей, с которыми общался тогда Есенин. И близкая Есенину группа "крестьянских" идеологов и писателей мечтала о рае на земле со своим мужицким богом, но без царя и податей. Эти впечатления поэта оформлялись в определенную философскую систему благодаря близкому и сильному влиянию на него в то время Разумника Васильевича Иванова (Иванова-Разумника).

В автобиографиях Есенин неоднократно упоминает это близкое и дорогое ему тогда имя. В одной из них прямо указано, что поэт получал поддержку Иванова-Разумника в своем нежелании писать стихи в честь царя: "Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя. Отказывался, советуясь и ища поддержки в Иванове-Разумнике" (V - 13). В другой автобиографии Есенин отмечал: "В первую пору моего пребывания в Петербурге мне часто приходилось встречаться с Блоком, с Ивановым-Разумником. Позднее с Андреем Белым" (V - 17). И. Розанов в воспоминаниях записал такие слова Есенина: "Живя в Петербурге в 1915-1917 гг., я много себе уяснил. В общем развитии более всего за эти годы обязан был Иванову-Разумнику... Иванов-Разумник поддерживал во мне революционное настроение в годы войны"^*.

^* (И. Розанов. Мое знакомство с Есениным. В сб.: "Памяти Есенина". М., 1926, стр. 47.)

Яркую и высокую оценку Иванову-Разумнику дает Есенин и в письме к А. В. Ширяевцу от 24 июня 1917 года. Противопоставляя "крестьянских поэтов" "петербургским литераторам" и отрицательно отзываясь о последних, он пишет: "Но есть, брат, среди них один человек, перед которым я не лгал, не выдумывал себя и не подкладывал, как всем другим. Это Разумник Иванов. Натура его глубокая и твердая, мыслью он прожжен, и вот у него-то я сам, сам Сергей Есенин, и отдыхаю, и вижу себя, и зажигаюсь об себя" (V - 127).

Таким образом, монархистской предприимчивости Ломана противостоял Разумник Иванов, влияние которого на Есенина было решающим в годы его службы в Царском Селе.

Разумеется, мелкобуржуазная, новонародническая, с большой примесью мистицизма идеология Иванова-Разумника была чужда пролетарской идеологии и не могла вывести поэта на столбовую дорогу истории. Но именно она помогла ему выдержать натиск монархистов, не поддаться соблазну царской милости и сохранить в трудных условиях верность хотя во многом ложным, но собственным общественным и художественным идеалам, выражение которых поэт находил в философии Иванова-Разумника.

Надо отметить также, что если философия и идеология левых эсеров были неприемлемы для марксистов, то в оценке и решении ряда очередных практических задач они ближе подходили к пролетариату в годы империалистической войны, чем кто-либо другой из буржуазно-демократических идеологов крестьянства. Иванов-Разумник видел, например, выход из создавшегося кризиса не в мировой войне, а в социальных революциях. В статье "Две России", относящейся к ноябрю 1917 года, он подверг резкой критике "Слово о погибели Русской земли" А. Ремизова ("Скифы", № 2), в котором осуждалась революция и выражалось слезное сожаление о погибшей "Святой Руси" во главе с самодержавием. Левые эсеры осуждали империалистическую войну и тех, кто ее вел и поддерживал. В статье "Испытание огнём" (1914-1915) Иванов-Разумник резко выступает против сил войны, называя ее "безумием", "преступлением", разоблачая ее империалистический смысл, грабительские цели, далекие от нужд народа^*. Эклектическая же сущность философии Иванова-Разумника ярче всего сказалась в области искусства, и это тоже имело немалое влияние как на Есенина, так и на Клюева и нашло выражение в их творчестве. Выходивший после Февральской революции при ближайшем участии Иванова-Разумника сборник "Скифы" провозглашал вечную мятежность духа ("разве скиф - не всегда готов на мятеж?"), изначальную правду красоты, которая живет в скифе. "Ничего - кроме Жизни, кроме Правды Красоты, изначальной, истинной, и Справедливость и Истину определяющей Правды. Живет эта Правда в скифе"^**. Туманные идеалы скифства, его безграничная "мятежность" ассоциировались у Иванова-Разумника с революционностью, внутренним бунтом против всех, не разделявших скифских идей о "вечной революционности" для любого строя, для любого "внешнего порядка".

^* ("Со всех концов мы приходим к одной точке: к твердому признанию, что для демократии мировая колониальная война есть война посторонняя, чуждая, чужая", - писал Иванов-Разумник в этой статье. См. "Скифы", 1917, № 1, стр. 299.)

^** ("Скифы", 1917, № 1. Ст. "Скифы" (вместо предисловия), стр. VII-XII.)

Высшим проявлением "народной" правды в искусстве Иванов-Разумник и близкие ему неонароднические идеологи рассматривали поэзию Н. Клюева и С. Есенина. Им отводилась роль пророков новой мужицкой России, выражавших якобы ее "непримиримый и непримиренный дух". Идеи Иванова-Разумника громко прозвучат в поэмах Есенина первых революционных лет, они, однако, нашли воплощение и в ряде его стихотворений, относящихся к 1915-1916 годам ("Наша вера не погасла", "В том краю, где желтая крапива", "Устал я жить в родном краю", "За темной прядью перелесиц", "Синее небо, цветная дуга" и др.). В них витает "непримиренный дух", который вырвется на волю после Февральской революции.

Мы рассмотрели лишь некоторые, притом наиболее заметные влияния, испытанные поэтом в ранние годы его идейно-творческого формирования. Многие из них не были плодотворными в своей идейной направленности и в конечном счете принесли вред таланту Есенина. Но именно на основе этих разнородных и противоречивых влияний складывалось творчество поэта и только в мужественном преодолении их его поэзия заняла впоследствии свое место в литературе.

Противоречивыми элементами отмечена и поэтика раннего Есенина. Но прежде чем коснуться этого важного вопроса, закончим начатый нами разговор о военной службе поэта, обстоятельства которой не до конца выяснены нашим литературоведением.

Испытывая большое влияние Иванова-Разумника и Н. Клюева, С. Есенин упорно не писал стихотворений в честь двора. В его поэзии времен войны по-прежнему звучала тема Руси крестьянской со всеми ее патриархально-народническими оттенками. Но царю в этой есенинской Руси места не находилось. Наоборот, поэт все чаще задумывается о судьбе Руси кандальной, в его воображении все яснее рисуется "дорога до сибирских гор", по которой "идут люди в кандалах", да и сам поэт обещает пойти "по той дороге буйну голову сложить". И хотя образ кроткого инока и связанные с ним мотивы не раз еще встретятся в поэзии Есенина этих лет ("За горами, за желтыми долами", "О товарищах веселых", "Без шапки, с лыковой котомкой"), они начинают уступать место иным настроениям и раздумьям, в которых ощущается сильное влияние А. Блока. Блоковские темы и ассоциации все чаще вытесняют из поэзии Есенина клюевскую благочестивость и на смену ей приходит тема Руси бродяжнической, буйственной, мятежной.

Обращаясь к Родине и сливая свою судьбу с нею, Есенин пишет:

И самого себя поэт ощущает как "бесприютного в отчизне" вместе с теми, кого Родина "ликом своим жгла и томила по шахтам сырым", и он верит, что "не выжить тому, кто разлюбил... острог и тюрьму" (I - 237, 238).

Мотивы эти не могли вызвать одобрения в пытавшихся приручить Есенина монархических кругах. Не содержалось верноподданнических чувств и в таких стихотворениях, как "Корова", "Табун", "Песнь о собаке", "Лисица", "Осень", "Вечер", "Молотьба" и ряде других зарисовок сельского обихода и быта.

Вместе с тем в поэзии С. Есенина все громче начинают звучать идеи обновления Руси, переделки ее насильственным путем на мужицкий лад ("Алый мрак в небесной черни начертил пожаром грань", "Прощай, родная пуща", "Покраснела рябина", "Тучи с ежереба"). В последнем стихотворении наиболее четко сформулированы эти настроения поэта.

Все это было близко Иванову-Разумнику, но отдаляло Есенина от монархических кругов. Замыслы Ломана остались не осуществленными, и он накануне надвигавшейся революции решил отправить поэта в Могилев. 22 и 23 февраля Ломан подписал следующие документы:

Предъявитель сего санитар Полевого Царскосельского военно-санитарного поезда № 143 Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны Сергей Есенин командирован по делам названного Поезда в г. Могилев, в распоряжение командира 2-го батальона Собственного Его Императорского Величества Сводного пехотного полка Полковника Андреева, что подписью с приложением печати удостоверяется.

В документе от 23 февраля 1917 года на имя начальника станции Царское Село Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги Ломан просил отправить Есенина в город Могилев^*.

Так окончилась служба поэта в Царском Селе. Сам он расценил направление в Могилев как репрессию и в автобиографии указывал, что "угодил" в дисциплинарный батальон за отказ писать стихи в честь царя (V - 13). В действительности же С. Есенин находился в Петрограде и Царском Селе в марте 1917 года, о чем свидетельствуют документы, хранящиеся в ЦГИА СССР^*.

^* (ЦГИА СССР, ф. 1328/14. Воинской Комиссии при Государственной Думе: "В виду сокращения штата при Полевом Военно-санитарном Поезде 143 препровождаю в распоряжение Воинской Комиссии ратника Сергея Есенина. Что подписями с приложением печати удостоверяется.

Связи с Ивановым-Разумником, Н. Клюевым, А. Белым окажутся решающими в идейно-художественном самоопределении поэта периода двух русских революций. Поэзия С. Есенина примет скифскую окраску, и он станет одним из активных участников обоих сборников "Скифов", вышедших в свет в 1917-1918 годах.