Царское село

Двадцать пятого марта 1916 года Есенин снова был вызван в воинское присутствие - на сей раз в Петрограде. К тому времени нормы медицинских требований к призываемым снизились (людские резервы в стране таяли: их поглощала война), Есенина признали годным к военной службе и зачислили в запасной батальон. Из состава этого батальона формировались маршевые команды, отправляемые на фронт. Но Есенин на фронт не попал - он был отозван из батальона по ходатайству полковника Д. Н. Ломана, добившегося через Мобилизационный отдел Генерального штаба прикомандирования поэта к Царскосельскому военно-санитарному поезду. Осуществляя этот перевод, Ломан преследовал, как затем выяснилось, далеко идущие цели.

Поскольку Есенина предназначали для службы в качестве санитара, его направили в Петроградский резерв военных санитаров, а оттуда одиннадцать дней спустя в Царское Село (ныне город Пушкин). К месту службы он прибыл 20 апреля и там был заново обмундирован: ему выдали фуражку с красным крестиком и овальной кокардой, полевые погоны с ефрейторской нашивкой; на погонах был вышит вензель, обозначавший Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 имени императрицы Александры Федоровны.

База санитарного поезда и обслуживаемые им лазареты (солдатский и офицерский) находились на территории Федоровского городка в Царском Селе. Городок, расположенный неподалеку от Египетских ворот, представлял собой комплекс зданий, выдержанных в стиле древнерусского зодчества и обнесенных кремлевской стеной с живописными башнями. Городок мыслился его устроителями как придворный музей, который должен был пропагандировать в официально-патриотическом духе художественные достижения Древней Руси. Строительство не было завершено, и на время войны в его зданиях расположился военно-санитарный пункт. Есенин жил в одной комнате с тремя другими военнослужащими нижних чинов; у каждого была койка, покрытая серым одеялом, с табличкой на стене, на которой указана фамилия, и с вышитым полотенцем под ней.

Штаб-офицер для поручений при дворцовом коменданте полковник лейб-гвардии Павловского полка Д. Н. Ломан прежде руководил строительством Федоровского городка. Во время войны он стал начальником одного из царскосельских лазаретов и уполномоченным императрицы по военно-санитарному поезду. Желая приручить молодого поэта, он предоставлял ему разные льготы - главным образом отпуска, позволявшие Есенину часто ездить в Петроград и заниматься литературными делами. В городе он останавливался то у Клюева, то у Мурашева.

За вычетом этих льгот Есенин должен был нести все тяготы гарнизонной и военно-санитарной службы, осложненные близостью императорского двора. Богослужения, смотры, караулы, дежурства - все это соблюдалось в Царском Селе с неукоснительной строгостью. В санитарном поезде Есенин выезжал на фронт, подносил к вагонам раненых, регистрировал их, сопровождал по железной дороге; в промежутках между рейсами обслуживал их в лазаретах, нес строевую и гарнизонную службу.

Жизнь в Царском Селе была муторной и унылой. Одно из писем, написанных с места службы, Есенин начал словами: "Очень хотелось бы поговорить с Вами, но совсем закабалили солдатскими узами, так что и вырваться не могу". А годы спустя в кругу друзей, по воспоминаниям одного из них, "рассказал ...свои великие муки, когда он был солдатом, как издевались над ним офицеры, когда он вынужден был жить у какого-то полковника, приближенного ко двору, как заставляли его писать хвалебные стихи им и оды царю и придворной камарилье".

Здесь Есенин приоткрыл историю своих взаимоотношений с Ломаном и сущность замысла этого царедворца: Ломан старался приблизить к себе талантливого самородка, чтобы заставить его писать верноподданнические стихи во славу царствующей династии. Что из этого получилось - узнаем дальше.

Пока что время, свободное от службы, Есенин использовал для творческой работы. Даже в казарме он часто уединялся, садился возле окна, сочинял стихи. За время военной службы он написал около двадцати стихотворений (в том числе "Крестьянский пир", "Мечта", "Устал я жить в родном краю..."), подготовил к печати второй сборник стихов - "Голубень", опубликовал ряд произведений в сборниках и журналах.

Творческую работу Есенину облегчил длительный отпуск по болезни: в июне 1916 года он перенес операцию аппендицита, после чего ему удалось съездить в Константинове. "Худой, остриженный наголо, приехал он на побывку,- рассказывает сестра поэта Екатерина. - Какая тишина здесь,- говорил Сергей, стоя у окна на улицу и любуясь нашей тихой зарей". В деревне были написаны стихотворения "Я снова здесь, в семье родной...", "В зеленой церкви за горой..." и "Даль подернулась туманом...".

Но поездка прибавила и забот: семья бедствовала, отец болел и не мог ей помогать. В письме к И. Ясинскому - уже вернувшись в Царское Село - Есенин просил (Ясинский редактировал журнал "Новое слово"): "Будьте добры, Иероним Иеронимович, не откажите сообщить о судьбе тех моих стихов, которые я Вам дал... Мне сейчас очень важно заработать лишнюю десятку для семьи, которая по болезни отца чуть не голодает". И примерно тогда же писал издателю Аверьянову: "Положение мое скверное. Хожу отрепанный, голодный, как волк, а кругом все подтягивают. Сапоги каши просят. Требуют, чтобы был, как зеркало, но совсем почти невозможно. Будьте, Михаил Васильевич, столь добры, выручите из беды, пришлите рублей 35. Впредь буду обязан Вам "Голубенью"..."

Как видим, ни казенное армейское обеспечение, ни покровительство влиятельного полковника не облегчили жизни поэта. Еще более серьезные трудности и чреватые бедою опасности возникли перед ним в первые месяцы 1917 года.

Военно-санитарный поезд имел свое делопроизводство; велась документация и в других учреждениях Федоровского городка - в этих бумагах и зафиксированы факты службы санитара Есенина, имевшего личный номер 9999.

В один из первых дней января 1917 года - пятого или шестого - он был на богослужении в Федоровском соборе. 14 января протоиерей Владимир Кузьминский приводил его и других солдат к военной присяге; 19 февраля на завтраке в честь членов "Общества возрождения художественной Руси" в трапезной Федоровского собора читал стихи...

О том, какими чувствами жил в те дни поэт, служебные документы, конечно, не говорят. Но всего лишь за несколько месяцев до Принятия Есениным "клятвенного обещания на верность службы" в петроградском журнале "Северные записки" было напечатано стихотворение, где, обращаясь к Родине, поэт говорил:

 О сторона ковыльной пущи, 
 Ты сердцу ровностью близка, 
 Но и в твоей таится гуще 
 Солончаковая тоска. 

 Но и тебе из синей шири 
 Пугливо кажет темнота 
 И кандалы твоей Сибири, 
 И горб Уральского хребта.

Тех, кто томится "по шахтам сырым", кому "вечная правда и гомон лесов радуют душу под звон кандалов", упоминал поэт и в другом стихотворении ("Синее небо, цветная дуга...").

Однако в Царском Селе ждали от него иных стихов. Близость двора, шефство императрицы над санитарным поездом и военными лазаретами создавали атмосферу, при которой царедворцы старались использовать военнослужащих для демонстрации верноподданнических идей. Того же требовали и от Есенина. Полковник Ломан дважды предписывал своему подчиненному (рекомендуя ему привлечь себе в помощь Н. Клюева) написать цикл стихотворений или поэму - в общем, целую стихотворную книгу, в которой прославлялись бы "культурная миссия Федоровского собора", деятельность "Общества возрождения художественной Руси" и "лик царя". Оба поэта ответили отказом.

Правда, Есенину пришлось однажды читать стихи в присутствии царских дочерей, а в другой раз - в присутствии императрицы. Но ничего близкого к настроениям казенного патриотизма в стихах этих не было. Читал он грустные, печальные стихи о России, о странниках, нищих, калеках ("Я странник убогий...", "Микола" и другие). Чтобы избежать повторения подобных спектаклей, поэт просил Мурашева, имевшего связи в военном ведомстве, добиться перевода его в другую воинскую часть. О том, как он воспринимал официальную идеологию - проповедь военного шовинизма, почитание царской власти и т. п., Есенин впоследствии говорил:

"Я, при всей своей любви к рязанским полям и к своим соотечественникам, всегда резко относился к империалистической войне и к воинствующему патриотизму. Этот патриотизм мне органически чужд. У меня даже были неприятности из-за того, что я не пищу патриотических стихов на тему "гром победы, раздавайся", но поэт может писать только о том, с чем он органически связан".

"Неприятности", о которых говорит поэт, настигли его в феврале 1917 года, когда он снова, как сообщает в автобиографии, "отказался написать стихи в честь царя". На сей раз не обошлось без репрессий. Есенин был отправлен на фронт в дисциплинарный батальон.