Закавказье

Большими событиями в жизни Есенина были его поездки в закавказские республики. За последние два года жизни он бывал там трижды, каждый раз набираясь новых впечатлений и с радостью отдавая себя творческому труду.

Первая поездка растянулась на целое полугодие.

Выехав из Москвы в начале сентября 1924 года, Есенин до конца февраля 1925 года пробыл в Баку, Тифлисе, Батуме, причем в первых двух городах был по несколько раз. Он много печатался в закавказских газетах "Заря, Востока" и "Бакинский рабочий", выпустил две книги стихов ("Русь Советскую" - в Баку и "Страну Советскую" - в Тифлисе) и с необыкновенной продуктивностью работал. Можно без преувеличений сказать, что это был "болдинский период" его творчества (если пользоваться термином, позаимствованным из биографии Пушкина) -период подъема, вдохновения, радостной и плодотворной работы.

Книги С. Есенина

В письмах из Батума в Москву поэт сообщал: "Работается и пишется мне дьявольски хорошо. До весны я могу и не приехать. Меня тянут в Сухум, Эривань, Трапезунд и Тегеран, потом опять в Баку". И в другом письме:

"Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия... Я скоро завалю Вас материалом. Так много и легко пишется в жизни очень редко. Это просто потому, что я один и сосредоточен в себе. Говорят, я очень похорошел. Вероятно, оттого, что я что-то увидел и успокоился".

Это состояние творческого подъема нельзя приписывать климатическим или бытовым условиям пребывания поэта в южных городах, хотя условия эти были вполне благоприятны. Есенин сам в том же письме указал, что необычайная страсть к работе у него наступила после возвращения из-за рубежа и что страсть эта связана с огромным внутренним просветлением ("я чувствую себя просветленным", "я что-то увидел и успокоился"), и вызвана была она разрывом поэта с тем, что тяготило его в прошлом, обретенной им ясностью в понимании своего долга художника и гражданина.

Для точности следует добавить, что "болдинская осень" в творчестве Есенина охватывает не одно лишь это полугодие, она простирается и на более ранние и на более поздние месяцы, примерно до середины 1925 года.

В Закавказье Есениным за шесть месяцев были написаны "Баллада о двадцати шести", стихотворения "Памяти Брюсова", "Письмо к женщине", "Капитан земли", "Русь уходящая", "Русь бесприютная", "Цветы", "Воспоминание", "Мой путь" и другие, начата работа над поэмой "Анна Снегина" и циклом стихов "Персидские мотивы".

Период с конца марта до конца мая 1925 года Есенин провел в Баку и Мардакьянах (предместье азербайджанской столицы), он снова интенсивно сотрудничал в "Бакинском рабочем", написал стихотворения "Заря окликает другую...", "Письмо к сестре", "Неуютная жидкая лунность...", "Прощай, Баку!".

В тех же местах он провел последние дни июля и весь август, создал четыре новых стихотворения, написал памфлет "Дама с лорнетом" и закончил "Персидские мотивы".

Время пребывания на юге изобиловало встречами с читателями, с молодыми литераторами, с рабочими, партийными деятелями, журналистами. Есенин участвовал в праздновании Международного юношеского дня в Тифлисе и первомайских дней в Баку; он выезжал на бакинские нефтяные промыслы, знакомился с трудом и бытом рабочих, читал стихи в клубе нефтяников, выступал в тифлисском клубе совработников и в студенческом клубе в Баку, принял участие в литературном диспуте, организованном писателями и журналистами Батума.

Особенно знаменательны были встречи Есенина с Сергеем Мироновичем Кировым и Михаилом Васильевичем Фрунзе, происходившие в Баку.

Осенью 1924 года знаменитый советский полководец приехал в столицу Азербайджана, где первым секретарем ЦК Компартии был Киров. Встреча эта пробудила в поэте огромный интерес к личности обоих деятелей, к их боевому прошлому. У знакомых он выспрашивал подробности работы Кирова в Одиннадцатой армии, организации им обороны Астрахани, деятельности Фрунзе в годы гражданской войны.

Киров, в свою очередь, с большим вниманием отнесся к поэту и поручил редактору газеты "Бакинский рабочий" П. И. Чагину как можно шире показать ему промышленный Азербайджан (ввести в "стихию промыслов", как отмечал сам поэт) и создать ему условия для творческих занятий. Узнав у Чагина, что поэт собирался в Персию для работы над циклом лирических стихов (а поездка в Персию была по тем временам небезопасна), Киров предложил Чагину создать для поэта иллюзию Персии в самом Баку и в его окрестностях.

Вторая встреча с Кировым была на праздновании 1 мая в 1925 году.

"Первомай того года,- вспоминает Чагин,- мы решили провести необычно. Вместо общегородской демонстрации организовали митинги в промысловых и заводских районах, посвященные закладке новых рабочих поселков, а затем - рабочие, народные гулянья. Взяли с собой в машину, где были секретари ЦК Азербайджана, Сергея Есенина. Он не был к тому времени новичком в среде бакинских нефтяников. Он уже полгода как жил в Баку. Часто выезжал на нефтепромыслы..." И когда приехали в Балахнинский район, где был заложен рабочий поселок имени Стеньки Разина, поэта встретили там как старого знакомого. "Вместе с партийными руководителями,- продолжает Чагин,- ходил он по лужайкам, где прямо на траве расположились рабочие со своими семьями, читал рабочим стихи, пел частушки. После этого поехали на дачу в Мардакьянах, под Баку. Есенин в присутствии Сергея Мироновича Кирова неповторимо задушевно читал стихотворения из цикла "Персидские мотивы".

Кирова удивила сила таланта и воображения поэта, который сумел, не побывав ни разу в восточной стране, куда он собирался (недаром в приводившемся выше письме из Батума упоминал Тегеран), с такой поэтичностью передать ее своеобразный колорит. Тут Киров обратился с упреком к Чагину: "...Ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай же. Чего не хватит - довообразит. Он же поэт. Да какой!"

Поручение Сергея Мироновича было выполнено. Чагин поселил поэта на одной из бывших ханских дач с огромным садом, фонтаном, бассейном и всевозможными восточными украшениями. Иллюзию усиливала атмосфера древней восточной поэзии, в которую погрузился Есенин, читая персидских лириков Фирдоуси, Саади и других. Одно за другим было написано пятнадцать стихотворений (из двадцати задуманных поэтом), которые и составили названный цикл.

"Персидские мотивы" можно по праву отнести к шедеврам есенинской лирики. Стихи этого цикла сочетали в себе тонкое мастерство изображения природы, простоту и ясность сюжетов, живость передачи разнообразных (нередко драматических) настроений. Основная тема цикла - тема любви, любви неподкупной, праздничной, глубокой. Тема эта воплощена в стихах чрезвычайно своеобразных по колориту, лексике, построению образов.

Природа и люди выступают здесь в ореоле восточной экзотики, которая лишена традиционности и штампов: синие цветы Тегерана, дорожная чайхана, уличный меняла, "свет вечерний шафранного края", сады и стены Дорасана - все это, как бы увиденное самим поэтом, воссоздано с силой живого, непосредственного впечатления. Особенность цикла еще и в том, что экзотические пейзажи даны в сочетании и в контрасте со скромной, но привлекательной красотой северной русской природы:

 Шаганэ ты моя, Шаганэ! 
 Потому, что я с севера, что ли, 
 Я готов рассказать тебе поле, 
 Про волнистую рожь при луне. 
 Шаганэ ты моя, Шаганэ. 

 Потому, что я с севера, что ли, 
 Что луна там огромней в сто раз, 
 Как бы ни был красив Шираз, 
 Он не лучше рязанских раздолий. 
 Потому, что я с севера, что ли. 

В цикле тесно переплетаются не только краски восточной и русской природы, но и мотивы восточной и русской поэзии; наряду с чудесной персиянкой возникает образ северной девушки, любимой поэтом. В живом контрасте близкого и далекого автор находит разрешение лирической темы:

 Никогда я не был на Босфоре, 
 Ты меня не спрашивай о нем. 
 Я в твоих глазах увидел море, 
 Полыхающее голубым огнем. 

 У меня в душе звенит тальянка, 
 При луне собачий слышу лай. 
 Разве ты не хочешь, персиянка, 
 Увидать далекий синий край? 

 Не ходил в Багдад я с караваном, 
 Не возил я шелк туда и хну. 
 Наклонись своим красивым станом, 
 На коленях дай мне отдохнуть.

Своеобразие цикла усиливают некоторые традиционные формы восточной поэзии, умело используемые автором: вопросительные интонации, рефрены, повторы, а также обрамляющие строки в строфе:

 Хороша ты, Персия, я знаю, 
 Розы, как светильники, горят 
 И опять мне о далеком крае 
 Свежестью упругой говорят, 
 Хороша ты, Персия, я знаю. 
 
 Но тебя я разве позабуду? 
 И в моей скитальческой судьбе 
 Близкому и дальнему мне люду 
 Буду говорить я о тебе - 
 И тебя навеки не забуду.

Цикл "Персидские мотивы" автор посвятил "с любовью и дружбой П. И. Чагину".

Пребыванием Есенина в закавказских республиках навеяны его стихотворения "Поэтам Грузии", "Стансы", "На Кавказе" и "Прощай, Баку!.." Что же касается "Баллады о двадцати шести", то задумана она была поэтом еще до приезда в Баку, но именно здесь он смог проникнуться атмосферой жизни бакинских комиссаров и узнать обстоятельства их гибели в песках за Красноводском.

Чагин, узнав о замысле поэта, стал водить его в те места, где бывали и работали С. Шаумян, А. Джапаридзе и их соратники; он снабдил Есенина документальными и мемуарными материалами о деятельности легендарных комиссаров. Поэт жадно набросился на эти материалы, заперся в редакторском кабинете Чагина и за одну ночь закончил работу над поэмой, которая была тотчас же опубликована в "Бакинском рабочем".

"Баллада о двадцати шести" соединяет в себе точность передачи исторических фактов с необыкновенной силой выражения скорбных, героических чувств. Начинается она традиционным запевом ("Пой песню, поэт, пой...") и перерастает в героическую песнь с характерными для народной лирики подхватами и повторами:

 26 их было, 
 26. 
 Их могилы пескам 
 Не занесть. 

 Там за морем гуляет 
 Туман. 
 Видишь, встал из песка 
 Шаумян. 

 Над пустыней костлявый 
 Стук. 
 Вон еще 50 
 Рук 
 Вылезают, стирая 
 Плеснь. 
 26 их было. 
 26. 

Во всех строфах поэмы выдержаны балладно-романтический тон и песенная структура. Впечатляют и гибкие, прозрачные, колоритные образы. Голубой ситец неба в контрасте с костлявым стуком над пустыней, рокотом моря и печальным светом луны придает картине гибели комиссаров трагическую окраску.

В Баку на площади Коммунаров высится гранитный памятник славным бакинским большевикам. Есенин, стоя перед памятником, читал "Балладу о двадцати шести" жителям азербайджанской столицы. Тысячи людей слушали балладу и проводили поэта бурной овацией.

Автором одного из проектов памятника был московский художник Георгий Якулов, которого Есенин хорошо знал и у которого в мастерской часто бывал, читая там свои стихи. Поэт высоко ценил его искусство и "Балладу о двадцати шести" посвятил "с любовью - прекрасному художнику Г. Якулову".