2. Фольклорная поэтика

Фольклорную поэтику Есенин широко использовал на всех этапах творчества и в самых различных целях. Он прибегал к ней и при раскрытии характера героя, и при изображении его настроения, внешних деталей портрета, и при описании природы, и для передачи колорита определенной эпохи, и в композиционных целях, и как к средству организации стиха. Все эти функции изобразительных средств народной поэзии нами рассматривались в процессе анализа конкретных произведений Есенина. Здесь же мы остановимся главным образом на общих моментах.

Одним из распространеннейших приемов в творчестве Есенина является одухотворение природы, часто используемое в фольклоре. Есенин не мог представить человека вне растительного мира. Это одна из характернейших особенностей его поэтического мироощущения. Таким приемом поэт одновременно раскрывал внутренний мир героя и заставлял читателя почувствовать дыхание природы, различные ее оттенки, многообразие красок, красоту ("Береза", "Закружилась листва золотая..." и др.).

Но, в отличие от устного народного творчества, Есенин настолько очеловечивает мир природы, что иногда параллельно идут два описания:

Зеленая прическа, 
Девическая грудь, 
О тонкая березка, 
Что загляделась в пруд? 

Что шепчет тебе ветер? 
О чем звенит песок? 
Иль хочешь в косы-ветви 
Ты лунный гребешок? 

Открой, открой мне тайну 
Твоих древесных дум, 
Я полюбил печальный 
Твой предосенний шум.

Затем березка рассказывает о том, как, расставаясь с ней, пастух, "ночью звездной", "слезы лил", обнимал ее "за голые колени" и, вздохнув глубоко, "сказал под звон ветвей: "Прощай, моя голубка, до новых журавлей"" (II, 59 - 60). Здесь показана предосенняя, но еще зеленая молодая стройная березка, которая настолько уподоблена девушке, что читатель невольно оказывается в плену гаммы чувств, вызванных расставанием влюбленных.

Таким образом, стихотворение "Зеленая прическа..." (1918) целиком построено по принципу "двойного видения". Подобный прием одухотворения природы чаще встречается в последний период творчества Есенина ("Слышишь - мчатся сани, слышишь - сани мчатся...", "Клен ты мой опавший, клен заледенелый..."). Он способствует глубокому психологизму и исключительной экспрессивности.

Такое очеловечивание природы не свойственно фольклору. Природа там приобретает характер символики или дается в виде сравнения (параллелизма). Типичен следующий отрывок из народной песни:

Полно, солнышко, из-за лесу светить, 
Полно, красно, в саду яблони сушить; 
Полно, девушка, по молодце тужить, 
Полно, красна, по удалом тосковать.1

¹ (Русские народные песни. Вступ. статья, сост. и примеч. А. М. Новиковой. Гослитиздат, М., 1957, стр. 167.)

Есенин часто использует символику. Наиболее распространенными символами в устной поэзии являются калина, рябина, черемуха, ивушка, осина, береза, кукушка, сокол, соловей или соловушка, орел, ворон, гуси, лебеди, голубь и голубка, полынь, крапива, венок, река, заря, ясный месяц, красное солнышко, часты звезды и т. д. Как и в народном творчестве, символика у Есенина богата и разнообразна. Некоторые символы настолько любимы автором, что проходят почти через всю его лирику (береза, клен, черемуха, осыпание листьев, осень). К другим Есенин часто обращается в последний период творчества (метель, вьюга, бешеная тройка, окрик журавлей).

Есенин всегда искал новые художественные возможности. Он, например, расширяет рамки символа, углубляя его смысл и придавая ему разнообразные формы. Так, осень не только символ увядания ("О, возраст осени! Он мне дороже юности и лета" - II, 137), но и предвестник несчастья ("Это осень, как старый оборванный монах, пророчит кому-то о погибели веще..." - IV, 174), и сама гибель (сцена предательства Пугачева). Осень означает еще и разлуку ("Зеленая прическа...").

Так же многообразны оттенки и при описании символа осени. Это - "сентябрь", который "в окошко постучал" "багряной веткой ивы" (II, 138), "ивовая медь" в сентябре (II, 141), "роща золотая" с горящим "в саду... костром рябины красной" и отлетающими журавлями (II, 173 - 174), "золотеющая осень", которая "в березах убавляя сок", "листвою плачет на песок" (III, 85) и т. д.

Немало есенинских символов создано лишь на основе использования фольклорных принципов. Их возникновение связано главным образом с темой революции. "Светлый гость" в "Преображении" символизирует наступление новых времен, Инония в одноименном стихотворении - страну благополучия и земного рая ("Вижу нивы твои и хаты, на крылечке старушку мать" - II, 43), "красный конь" в "Пантократоре" - революцию, которая должна вывезти "наш шар земной на колею иную", "к стране счастливой" (II, 84) и др. Взаимоотношение города и деревни вызовет к жизни "красногривого жеребенка", "скверного гостя", "чугунного поезда". Немало оригинальных символов в драматической поэме "Пугачев".

Иногда старая символика используется поэтом в новых целях, наполняется иным содержанием. Так произошло с рядом образов христианской мифологии, которые Есенин связал с изображением революции (Новый Назарет, Русь - начертательница третьего завета и др.). Даже такие имена, как Ирод, Иуда, Саломея, дева Мария, Христос, апостол Петр, архангел Иегудиил, житель города Содома Лот и др., приобретая новые оттенки, становятся символами, показывающими наступление свободы и трудность борьбы за ее утверждение.

Обращение к символике у Есенина связано главным образом с задачей раскрытия идеи произведения. Но одновременно с этим она используется и для характеристики героев, для передачи их мыслей, настроения и чувств. Подобные примеры уже приводились, когда мы говорили об обрядовой поэзии и драме "Пугачев". Думается, что стоит остановиться еще на одном моменте, который помогает заглянуть в творческую лабораторию поэта, отражает процесс возникновения символа.

В "Пугачеве" Шигаев и Зарубин, в зависимости от того, как каждый из них воспринимает ход восстания, употребляют два противоположных символа. Первому видится поражение. Он представляет, как люди в переполохе покидают свои обжитые места и мчатся в степь. Мысль о печальной необходимости оставить родину и вызвала в его воображении символ: "сидит дымовая труба, как наездник, верхом на крыше", который дальше конкретизируется:

Вон другая, вон третья, 
Не счесть их рыл 
С залихватской тоской остолопов, 
И весь дикий табун деревянных кобыл 
Мчится, пылью клубя, галопом. 
Ну куда ж он? Зачем он? 
Каких дорог 
Оголтелые всадники ищут? 
Их стегает, стегает переполох 
По стеклянным глазам кнутовищем. 
                           (IV, 185)

Зарубин же уверен в победе. "Я вам клянусь! - заявляет он. - Не беда, а нежданная радость упадет на мужицкую Русь". Поэтому ему кажется, что

Даже рощи - 
И те повстанцами 
Подымают хоругви рябин. 
             (IV, 186)

И в том и в другом случае появление символики вызвано психологическим состоянием героев. Поэтому надуманным выглядит прикрепление образа "рощи-повстанцы" к символу осени, которое делает А. Марченко.¹

¹ (А. Марченко. "Золотая словесная груда..." (О некоторых особенностях образной системы Есенина-лирика). "Вопросы литературы", 1959, № 1, стр. 112.)

Есенин обращается к различным видам параллелизма - синтаксическому,¹ положительному и т. д. Наиболее фольклорными являются его отрицательные параллелизмы, в которых переживания и настроения героя сопоставляются с явлениями природы:

¹ (См.: Д. Д. Ильин. Принцип синтаксического параллелизма в стихотворениях С. А. Есенина. "Научные труды Ташкентского гос. университета им. В. И. Ленина". Вып. 260. Языкознание. Ташкент, 1964, стр. 103 - 123.)

Не белы снега по-над Доном 
Заметали степь синим звоном. 
Под крутой горой, что ль под тыном, 
Расставалась мать с верным сыном. 
                           (I, 114)

Сравни:

Не старый дуб к земле клонится, 
Не бумажные листочки расстилаются: 
Расстилается сын перед батюшкой; 
Он и просит себе благословленьица.1

¹ (Былины. Под общ. ред. В. И. Чичерова. Изд. Моск. гос. унив., М., 1957, стр. 57.)

Эта форма параллелизма чаще встречается в раннем творчестве Есенина и притом в произведениях, созданных под влиянием народных песен или написанных на историческую тему ("Хороша была Танюша, краше не было в селе...", "Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха...", "Ус", "Марфа Посадница" и др.). В "Песне о Евпатии Коловрате" около десятка таких параллелизмов.

Но Есенин никогда не берет параллелизмы из устного народного творчества "в готовом виде" с тем, чтобы подогнать их под стилистический рисунок того или иного произведения. Параллелизмы у него созданы самим поэтом, наполнены своим содержанием, хотя в основе их построения безусловно лежит фольклорный принцип. Даже тогда, когда параллелизм в сильной степени насыщен народно-поэтическими элементами, он выглядит сугубо "есенинским". Это происходит потому, что фольклорный поэтический образ у поэта обрастает деталями, не характерными для народной словесности. Так, в приведенном выше примере использован часто встречающийся в устном народном творчестве мотив расставания сына с матерью. Однако он дан на фоне чисто есенинского описания: "Под крутой горой, что ль под тыном". То же самое можно сказать и о степи, заметаемой белым снегом в сочетании с "синим звоном".

Большое место в творчестве Есенина занимают эпитеты,¹ функции которых, как и в устной народной поэзии, многообразны. Они используются чаще всего, особенно в ранний период, как средство живописи, передают многообразие оттенков природы, богатство ее красок, а также внешние портретные черты героев. Эти эпитеты рассчитаны на зрительное восприятие предметов и явлений: "ветки золотистые", "серебряный ручей" (I, 155), "парень синеглазый" (I, 68). В таких же целях к эпитетам обращались и мастера народного искусства: "Русы кудри", "платье цветное", "по белому лицу по румяному", "по чисту полю, по темну лесу".²

¹ (Подробнее об этом см.: С. П. Кошечкин. К вопросу о мастерстве Сергея Есенина. В сб.: Проблемы социалистического peaлизма. Изд. ВПШ и АОН, М., 1959, стр. 385 - 406; Е. М. Галкина-Федорук. О стиле поэзии Сергея Есенина. Изд. Моск. гос. унив., М., 1965, стр. 58 - 67 и др.)

² (Народные исторические песни. "Библиотека поэта", Большая серия. Изд. 2. Изд. "Советский писатель", М. - Л., 1962, стр. 116 - 117.)

Многообразны есенинские эпитеты, передающие запах, звуки, форму, время, пространство и другие свойства: "черемуха душистая", "тихий сумрак" (I, 155, 218), "тяжелые колосья", "с августовской дрожью", "маленькие кости" (II, 105). В фольклоре такие эпитеты встречаются реже. Например:

Со снегами со сыпучими, 
Со морозами со трескучими.1

¹ (Народные лирические песни. "Библиотека поэта", Большая серия. Изд. 2. Изд. "Советский писатель", Л., 1961, стр. 103.)

Есенин постоянно прибегал к эпитетам для характеристики героя и его чувств, выдвигая, таким образом, на первый план их эмоционально-оценочную функцию. Этот процесс особенно усилился в творчестве поэта последних лет.

Плачет метель, как цыганская скрипка. 
Милая девушка, злая улыбка, 
Я ль не робею от синего взгляда? 
Много мне нужно и много не надо. 

Так мы далеки и так не схожи - 
Ты молодая, а я все прожил. 
Юношам счастье, а мне лишь память 
Снежною ночью в лихую замять. 

Я не заласкан - буря мне скрипка. 
Сердце метелит твоя улыбка. 
                           (III, 110)

В этом небольшом по объему стихотворении семь эпитетов и все они эмоционально-оценочного характера. Благодаря им подчеркнут трагизм переживаний героя.

"Цыганская скрипка" передает грустное тоскливое состояние героя и в то же время вызывает щемящее сердце желание любви. Возникает трогательный обнадеживающий образ "милой девушки". Но ее улыбка кажется герою "злой", ее чистота ("синий взгляд")¹ вызывает в нем робость. Герою не найти счастья. На душе у него холод. Ему остались одни воспоминания о прожитом. Отсюда закономерность появления эпитетов "снежная ночь" и "лихая замять".

¹ (Эпитет "синий" одновременно передает и цвет глаз.)

Такой эмоциональности есенинских эпитетов в какой-то мере безусловно способствовало устное народное творчество, где этот вид тропа часто связан с переживаниями героя. Так, в лирической песне "Во лесу, лесу дремучем..."¹ печальная судьба девушки, просящей мать выкупить ее из неволи, раскрыта с помощью эпитетов: "горька кукушечка", "сенна девушка", "родная матушка", "дому барского", "резвы ноженьки", "белы рученьки", "дитя барского", "милое мое дитятко", "золотой казны". И лишь один эпитет - во "лесу дремучем", казалось бы, не несет оценочной функции и только указывает место действия. Но это не так. Говоря о густом, труднопроходимом темном лесе, в котором находится кукушечка, песня подчеркивает не только одиночество девушки, отдаленность ее от родных, но и то, что ее жалоб никто не услышит, не посочувствует ей, что "сиротинушке" трудно вырваться на волю. И действительно, мать просит дочь терпеть, так как выкупить ее нет денег.

¹ (Народные лирические песни, стр. 103.)

Для устного народного творчества характерны постоянные эпитеты. Каждый из них настолько сросся с определенным словом, что это слово без него почти не употребляется (добрый молодец, красна девица, чисто поле, сине море, зелено вино и т. д.). Наиболее часто в фольклоре встречаются эпитеты красный и зеленый. Первый из них, как подсчитал В. М. Сидельников,¹ встречается 120 раз только в лирических протяжных песнях, помещенных в сборнике М. Д. Чулкова.² При этом эпитет "красный" в основном сочетается с существительным девица или девушка.

¹ (В. М. Сидельников. Поэтика русской народной лирики. Учпедгиз, М., 1959, стр. 88.)

² (Сочинения М. Д. Чулкова. Т. I. Собрание русских песен. Изд. Отделения русского языка и словесности Акад. наук, СПб., 1913.)

У Есенина постоянные эпитеты встречаются очень редко и главным образом в раннем творчестве "темна ноченька", "красна зорюшка", "зелено вино", "горючи слезы" (I, 67, 257, 307, 311). Есенина не устраивала такая ограниченность функций определения. Видя в каждом эпитете неисчерпаемые возможности, он стремился расширить их смысловое значение. Это особенно заметно на "сквозных" эпитетах, т. е. часто употребляемых, проходящих через все творчество Есенина. Наиболее любимыми из них были голубой, синий, золотой, белый, розовый, красный, зеленый.

Многообразие слов, определяемых одним и тем же эпитетом, дает обилие смысловых, психологических, цветовых и других оттенков, очень тонких и оригинальных. Порой словосочетания выглядят настолько неожиданными, что могут показаться надуманными и неоправданными, тогда как на деле они построены на глубокой внутренней связи. Приведем примеры с эпитетом "голубой"

В голубом сиянье дня. 
             (I, 98) 

В летний вечер голубой. 
               (I, 127) 

Опять передо мною голубое поле. 
                       (I, 226) 

Стережет голубую Русь 
Старый клен на одной ноге. 
                  (II, 75) 

Что-то всеми навек утрачено. 
Май мой синий! Июнь голубой! 
                  (II, 123) 

Проводов голубая солома 
Опрокинулась над окном 
...........................
Вижу сад в голубых накрапах, 
Тихо август прилег ко плетню. 
                    (II, 129) 

Заметался пожар голубой, 
Позабылись родимые дали. 
                (II, 133) 

Ситец неба такой
Голубой. 
            (II, 178) 

Голубая родина Фирдуси. 
                 (III, 24) 

Голубая кофта.
     (III, 106)

Мы привели незначительную часть образов с эпитетом голубой. Но и они свидетельствуют об исключительной широте поэтического мироощущения автора, о его умении наполнять одно и то же слово разным содержанием, увидеть в нем безграничное множество оттенков - в зависимости от его сочетания в тексте. И, конечно, не правы те, кто склонен утверждать, что у Есенина "некоторые определения-эпитеты часты, потому что поэту все кажется в каком-то едином цвете".¹

¹ (Е. М. Галкина-Федорук. О стиле поэзии Сергея Есенина, стр. 59.)

Есенинские эпитеты часто употребляются в переносном значении, поэтому их ни в коем случае нельзя рассматривать вне контекста. Более того, смысл и значение некоторых из них можно понять только на фоне всего произведения в целом, например эпитет "голубой" в стихотворении "Заметался пожар голубой...".

Сочетание "пожар голубой" на первый взгляд может показаться случайным и лишенным смысла. В действительности же оно раскрывает вспыхнувшее вдруг глубокое чувство героя - в "буйстве глаз", их живом блеске, особом сверкании их голубизны.

Изображая женщину, вызвавшую "пожар голубой", поэт обращает внимание на "злато-карий омут" ее глаз, которые говорят о притягательной силе и красоте, таят в себе бурные страсти. Таким образом, замысел стихотворения ясен. Глаза героев раскрывают читателю глубокие чувства и страсти.

Немаловажную роль в творчестве Есенина, как и в устной народной поэзии, играют повторы. Разбирая драматическую поэму "Пугачев", мы говорили об их психологической функции. Наряду с этим они часто способствуют организации стиха, придавая ему напевность. В таких целях повторы использовались поэтом главным образом в последний год его творчества. Помещая их в начале стихотворения, Есенин сразу же придавал всему произведению песенную форму и вид фольклорного творения, даже если оно почти не содержало народно-поэтических элементов ("Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!..", "Над окошком месяц. Под окошком ветер...", "Вечером синим, вечером лунным...").

В последний период творчества Есенин стал употреблять повторы с перестановкой слов. Например:

С моей душой стряслась беда. 
С душой моей стряслась беда. 
                    (II, 220) 

Теперь октябрь не тот, 
Не тот октябрь теперь. 
              (III, 40)

Это делалось, чтобы подчеркнуть одинаковую важность и того и другого переставляемого слова. Так, во втором отрывке, взятом из стихотворения "Воспоминание", Есенин хотел сказать, что речь идет об октябре, а не о другом месяце, но сейчас это не тот октябрь, не "Октябрь семнадцатого года", когда "взметнулась надпись огневая: "Совет Рабочих Депутатов"" (II, 40 - 41).

Таким образом, талантливый мастер слова увидел в повторах неиссякаемые поэтические возможности, и здесь фольклор сыграл определенную роль. Кстати, перестановка повторяемых слов в тех же целях встречается и в устном народном творчестве:

Ах вы ветры, нетры буйные, 
Вы буйны ветры осенние.1

¹ (Сочинения М. Д. Чулкова, Т. I. Собрание русских песен, стр. 185.)

Как поэт-лирик Есенин редко использовал гиперболу, часто встречающуюся в народном эпосе. К этому художественному приему он прибегал главным образом в тех произведениях, которые стилистически перекликались с былинами ("Богатырский посвист", "Песнь о Евпатии Коловрате", первая часть "Песни о великом походе").

Поэзия Есенина исключительно эмоциональна. Этому способствуют не только изобразительные средства языка, но и лексический состав произведения, морфологические и синтаксические приемы.

Иногда поэт покоряет читателя путем только одного подбора определенных по смысловым оттенкам слов:

Милая, добрая, старая, нежная, 
С думами грустными ты не дружись. 
                     (III, 101)

Как видим, Есенину понадобилось всего две строчки, чтобы передать душевно красивый облик матери и заставить проникнуться к ней чувством любви.

В некоторых случаях эмоциональность поэзии Есенина повышается за счет уменьшительно-ласкательных суффиксов. Но слова в такой форме поэт использует относительно редко и главным образом в произведениях, опирающихся на народное творчество ("Песнь о Евпатии Коловрате" и др.). Подобное явление объясняется непостредственным влиянием устной поэзии, где уменьшительно-ласкательные суффиксы играют большую роль. Например, в следующей колядке почти все существительные имеют такую форму:

Не дадите пирожка - 
Мы коровку за рожка, 
Не дадите вы кишочки - 
Мы свинку за височки, 
Не дадите вы блинка - 
Мы хозяину пинка.1

¹ (Народные лирические песни, стр. 76.)

Поэзия Есенина насыщена различными видами обращений. К устному народному творчеству наиболее близки те из них, которые адресованы окружающему миру природы:

Ой вы, луга и дубравы... 
Пойте вы, птахи, в лесу. 
                  (I, 62)

Сравни:

Вейся, ты, вейся, березка... 
Соловей мой, соловей, соловушка молодой!1

¹ (Народные лирические песни, стр. 95, 125.)

Такие обращения характернее для раннего творчества поэта. В то же время, и особенно в первые годы революции, у Есенина появляются и обращения к святым, богородице, Иисусу ("Господи, я верую!", "Симоне, Петр... где ты?", "О матерь божья" - II, 7, 10, 24). В последний период творчества Есенина преобладают эмоциональные оттенки:

Любимая! 
Меня вы не любили. 
           (II, 203) 
Дорогая, с чадрой не дружись. 
                  (III, 17)

Следовательно, характер обращений у Есенина зависит от общей направленности и характера фольклоризма творчества поэта того или иного этапа.

Эволюция поэзии Есенина находит отражение и в лексике произведений. В раннем творчестве поэта широко, порой даже чрезмерно, употребляются диалектизмы. При этом, как и в фольклоре, они используются не для того, чтобы передать особенности языка лирического героя, а в авторской речи. Это свидетельствует о том, что местная лексика входила в активный словарный запас поэта, что он мыслил с помощью ее. Например:

Пахнет рыхлыми драченами; 
У порога в дежке квас, 
Над печурками точеными 
Тараканы лезут в паз. 
                  (I, 125)

Здесь местные слова встречаются в каждой строчке. Драчены - блины, сдобренные яйцами, молоком и маслом; дежка - кадка, в которой месят тесто; печурка - небольшое углубление в печной стенке, где ставят, греют и сушат что-либо; паз - узкая длинная щель от примычки доски к доске.

Постепенно Есенин освобождается от диалектизмов. В последний период творчества они встречаются очень редко (например, "лихая замять", т. е. метель).

Ранняя лирика поэта насыщена религиозно-церковной и старославянской лексикой, интерес к которой у Есенина резко возрос в период его пребывания в Петрограде и в первые годы Советской власти - троица, канон, четки, скуфья, инок, хоругви, лампадки, послушник и т. д. Характерны славянизмы и другого типа: древо, глава, златой, нощь, очи, перст, уста, чело, чадо и т. д.

В последние два года, когда Есенин обратился к реалистическому изображению революции, гражданской войны и советской действительности, в его произведениях большое место заняла общественно-политическая лексика - губчека, власть советская, коммунист, комиссар, гражданин, монархия, аристократ, банкир и т. д.

На этом этапе творчества поэт достиг большого мастерства в использовании лексического богатства русского языка. Есенин учитывает теперь различные смысловые оттенки слова и для индивидуализации речи персонажей. Если этим приемом он еще не владел при создании "Пугачева", то в "Анне Снегиной" каждый герой говорит своим языком. Так, речь Прона Оглоблина свидетельствует о его революционности и решительности. Призывая "обнищалый народ" действовать, он говорит:

Эй, вы! 
Тараканье отродье! 
Все к Снегиной!.. 
Р-раз и квас! 
Даешь, мол, твои угодья 
Без всякого выкупа с нас! 
              (III, 197)

Форма есенинского стиха - литературная. Поэт в основном использует различные виды силлабо-тонической системы стихосложения. Фольклорные элементы, как мы отмечали, сказываются в напевности, в тонизации стиха, в дакгиличности окончаний, в рифмовке частушечного характера.

Таким образом, бесспорна большая роль фольклорной поэтики в творчестве Есенина и в то же время не меньшая самобытность и оригинальность писателя в ее использовании.