Судьба поэта

Лицом к лицу 
Лица не увидать. 
Большое видится на расстоянье.

Сергей Есенин

Поэзия настоящих больших мыслей и чувств всегда подлинно народная, всегда покоряет наши сердца суровой правдой жизни, неугасимой верой в Человека. "Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к родине. Чувство родины - основное в моем творчестве" - вот то главное, что выделяет Сергей Есенин в своей поэзии, в чем видит ее пафос, гражданскую устремленность.

Путь Сергея Есенина от первых лирических стихов о родной природе до поэтической симфонии о России, возрожденной революцией, в "Анне Снегиной", "Песни о великом походе", "Руси советской" - это путь смелых художественных открытий, полный творческого горения, гражданского мужества.

Чем крупнее художник, масштабнее его творчество, самобытнее талант, противоречивее его эпоха, тем труднее порой современникам оценить истинный вклад его в духовную жизнь нации, раскрыть все грани его дарования.

Наносное, случайное, субъективное, словно туман в горах, может на какое-то время закрыть от нашего взора главное в творчестве художника, исказить, трансформировать его подлинный облик. Но если этот художник был действительно истинным сыном своего народа и его действительно волновали прежде всего судьба родины, передовые идеи века; если он постоянно чувствовал свою высочайшую гражданскую ответственность перед отечеством; если он настойчиво стремился к реалистическому изображению действительности, к правде и только правде, - то рано или поздно словесный туман всяческих "легенд" и различного рода "романов без вранья" вокруг его имени рассеивается бесследно и бесславно. И тогда, подобно горной вершине, обозначается явственно и зримо его неповторимый образ.

Научный, исследовательский поиск, передовая критическая мысль всегда способствуют этому объективному процессу "прозрения".

Так было с Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым и другими поэтами прошлого века. Ныне, "на расстоянии", они становятся для нас все ближе и прекраснее. При этом сегодня мы, пожалуй, с особой силой чувствуем, сколь велика была роль революционно-демократической критики, и прежде всего Белинского, Добролюбова, Чернышевского, которые первыми "открыли" великое значение этих поэтов для России, ее настоящего и будущего.

Точно так же в наши дни все полнее открывается нам огромный поэтический мир Маяковского, Блока, Есенина и других поэтов Октябрьской эпохи - зачинателей советской поэзии. Современная литературоведческая наука активно способствует этому закономерному процессу наиболее полного выявления духовных ценностей, рожденных революцией.

"Я к вам приду в коммунистическое далеко..." - мечтал Владимир Маяковский в те годы, когда наша "страна-подросток" делала первые шаги по пути к коммунизму. После смерти Маяковского кое-кому показалось, что время "агиток" поэта революции прошло, что стихи его рассудочны и риторичны, а пьесы - "Клоп" и "Баня" - "несценичны". Иные из критиков еще при жизни поэта упрекали его в том, что он не дал образ "нового" (!!!) Ленина, что его поэма о вожде - это "рифмованное обществоведение". Где теперь все эти "пророки"? Маяковский пришел в наше сегодня. Пришел, освобожденный временем и от упрощенных, вульгарно-социологических суждений о его творчестве, и от "хрестоматийного глянца" не в меру ретивых почитателей его таланта, и от попытки в прошлом превратить его в объект своеобразного поэтического культа, - пришел как великий поэт Октября, правофланговый поэзии социалистического реализма.

Что же касается таких выдающихся современников Маяковского, как Александр Блок и особенно Сергей Есенин, то долгое время главное в их творчестве оставалось, по сути дела, не раскрытым, не "проявленным" критикой. Более того, когда в прошлом заходил разговор о поэзии эпохи Октября, то творчество Маяковского нередко противопоставлялось творчеству Блока и еще в большей степени Есенина. "Рассматривая его творчество (Есенина. - Ю. П.) в общем ряду современной поэзии, надо сказать, что Есенин, этот последний символист, выражал собой далеко не прогрессивные тенденции русской послереволюционной поэзии. Будущим читательским поколениям, несомненно, покажется странным, что Есенин, с одной стороны, и Маяковский, Тихонов, Асеев - с другой, были ровесниками"^*.

^* (Друзин В. Сергей Есенин. Л.: Прибой, 1927, с. 42-43.)

Сказано это было одним из критиков - современников Есенина - в 1926 году, без особого "нажима" на "упаднические" мотивы поэта, о чем так часто писалось в те годы. Но и этот критик, сделав ряд конкретных интересных наблюдений над языком и стилем Есенина, весьма решительно в конце своей брошюры отнес поэта "к людям уходящей культуры", противопоставив творчество Есенина новой, революционной литературе. "...С каждым годом все больше и больше вырисовывается лицо культуры Советской России, - писал он, - пролетарской России.

И последний символист, Есенин, довольно скоро утратит свою популярность, хотя творчество его останется навсегда свидетельством о психическом складе людей отмершей культуры"^*.

^* (Друзин В. Сергей Есенин. Л.: Прибой, 1927, с. 44.)

Другие, писавшие о Есенине в ту пору, шли еще "дальше", особенно в своих суждениях о поэте и революции. "Он хотел быть вместе с революцией, но не сумел, - утверждал один из них. - Он не пошел в ногу с жизнью - и жизнь ушла от него. И он погиб"^*. "Иногда - очень редко, - замечал другой критик тех лет, - Есенин пытался петь в унисон с революцией. Еще реже удавалось ему облечь эти песни в хорошую поэтическую форму. В немногих социальных стихах своих он бывал обычно слаб, чувствовалась натянутость и даже фальшь. Революция скользнула мимо него, едва задев Есенина. Она многое старое разрушила в нем, но новому он не поддался, в революцию не поверил"^**. "Есенин... по характеру своего творчества в его существенном - типичный представитель буржуазного и мелкобуржуазного упаднического индивидуализма"^***.

^* (Полонский В. На литературные темы. Л.: Артель писателей "Круг", 1927, с. 145.)

^** (Бергман Г. Есенин - знамя упадочных настроений. - В сб.: Против упадочничества. Против "есенинщины". М.: Изд-ва Правда и Беднота, 1926, с. 5.)

^*** (Беляев И. Подлинный Есенин. Воронеж: Изд. группы писателей "Чернозем", 1927, с. 50.)

И наконец, еще одно более "решительное" суждение тех лет - об отношении Есенина к событиям Октябрьской эпохи: "Революции, советского города он и не нюхал. Это видно не только по "Стансам", это явствует и из других "революционных" стихов Есенина, где он обещает "пальнуть по планете". Все эти стихи неестественны, натянуты, вымученны"^*.

^* (Крученых А. Есенин и Москва кабацкая. М., 1926, с. 16.)

Через какие же воистину "черные очки" надо было смотреть на поэта, его творчество, чтобы писать подобное об авторе "Анны Снегиной", "Песни о великом походе", "Поэмы о 36", "Баллады о двадцати шести", "Стансов", "Руси советской", "Возвращения на родину", "Кантаты", "Небесного барабанщика", "Пугачева", "Письма к женщине", "Капитана земли", "Ленина"...

Сегодня нам трудно все это представить. Это кажется невероятным. Но что было, то было...

И все же оговоримся сразу: мы вспоминаем и ссылаемся на статьи о Есенине тех или иных критиков 20-30-х годов и цитируем их здесь и далее отнюдь не для того, чтобы кого-то из них "поучать" задним числом. Тем более что иные из них (подобно Валерию Павловичу Друзину или Александру Ивановичу Ревякину) до недавнего времени активно участвовали в литературной жизни как авторы содержательных литературоведческих трудов; иных же давно и справедливо "наказало" время, предав забвению их скоропалительные и необъективные суждения о поэте и его отношении к революционной России.

Напомнить о прошлых "концепциях" и высказываниях о поэзии Есенина необходимо в наши дни для того, чтобы наглядно представить, сколь сложно и противоречиво происходило движение и развитие критической мысли, направленной на познание и выявление объективной художественной значимости поэзии Есенина в истории советской литературы, конкретно проследить, каковы были наиболее характерные тенденции в прошлом, как развивался в критике и литературоведении процесс восстановления подлинного облика Есенина как великого поэта и человека, какова была в действительности судьба его литературного наследия.

К сожалению, многие, очень многие, писавшие о Есенине, особенно вскоре после смерти поэта, видели в нем прежде всего лишь "певца уходящей патриархальной Руси", получившего в годы детства и юности "церковно-мистическую закваску". Принято было считать, что по своей "психоидеологии" Есенин - "кулацкий поэт" и "типичный лирик-индивидуалист", что конфликт "мистического певца старой Руси" с городом неизбежен - отсюда и "Москва кабацкая", и "поэтизация богемы", отсюда многие стихи Есенина, полные "мотивов отчаяния и безысходности", и наиболее постоянная их тема - "поэтизирование хулиганства"; вместе с тем весьма настойчиво и решительно утверждалось, что стихи поэта о революции "безрадостны и худосочны", что "Стансы" Есенина "фальшивы" и что "о Марксе и Ленине Есенину, пожалуй, писать рано".

Находились критики (и таких было немало), которые вообще были готовы "отлучить" Есенина-поэта и особенно гражданина от революционной действительности.

А сколько в ту пору раздавалось "сочувственных" голосов о "драме Есенина", в которых порой звучали и явная фальшь и ханжеское лицемерие, сколько было говорено о том, что, конечно же, природа наделила Есенина удивительным лирическим даром, но вот, дескать, "жаль", что поделаешь, сказались и среда и условия воспитания Есенина, у поэта "не было большой культуры", "образованности". Поэтому "он писал от нутра", и хотя в этом "много положительного", но в том же "таилась и прямая опасность". Ибо "творчество от одного нутра, без надлежащей культуры, без упорной работы над собой брало непомерно много сил". И Есенин естественно и неизбежно очень скоро растратил свои силы, свой талант. Да к тому же у него не было "целостного художественного миросозерцания. Он двойствен, расколот...", отсюда "конфликт с эпохой" и, как это ни тяжело сознавать, "неизбежная гибель" поэта.

Эта "концепция" творчества и личности Есенина, возникшая в середине двадцатых годов, имела свои крайности, свои политические оттенки.

Связано все это было самым непосредственным образом с острейшей идеологической борьбой, которая в пору становления молодого Советского государства и особенно в годы нэпа развернулась на литературном фронте между писателями, рожденными революционной действительностью, зачинателями новой, советской литературы, открыто вставшими на сторону Октября, творчески развивавшими прекрасные традиции русской классической литературы - традиции реализма, народности, гражданственности, и представителями различных литературных групп и течений, стоявшими, как правило, на позициях мелкобуржуазного формалистического искусства.

Борьба эта отражала сложный процесс формирования и развития в нашей стране новой, социалистической литературы. Есенин, один из зачинателей советской поэзии, смог решительно преодолеть чуждые мелкобуржуазные формалистические влияния, отойти от имажинистов и повернуть в своем творчестве новаторски смело к пушкинской простоте.

В истории нашей отечественной литературы ему, Есенину, суждено было стать одним из тех могучих звеньев реализма и народности, которые навсегда духовно, нравственно, идейно, художественно соединили поэзию Советской России с великими ее предшественниками - Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, соединили в ту нелегкую для реализма пору, когда некоторые горячие футуристские, пролеткультовские, конструктивистские, имажинистские и иные головы уже были готовы навсегда отказаться от богатейшего наследия писателей-классиков.

Следует подчеркнуть, что в последние годы жизни Есенина в печати пусть редко, но все же раздавались здравые голоса в поддержку поэта, столь необходимую для него; в этих выступлениях звучала и озабоченность дальнейшей судьбой поэта, и искреннее одобрение, и радость в связи с решительным поворотом Есенина к пушкинским традициям, а главное - в связи с глубоким раскрытием поэтом в своих новых стихах современной темы. Здесь прежде всего следует сказать о "Предисловии", предпосланном сборнику стихов Есенина "Русь советская", изданному весной 1925 года в Баку. Дав высокую оценку таким стихам Есенина, как "Русь советская", "Песнь о великом походе", "Возвращение на родину", "Письмо к женщине" и другим, вошедшим в сборник, автор предисловия, редактор "Бакинского рабочего", видный партийный журналист П. И. Чагин подчеркивал, что ныне "Сергей Есенин - уже больше чем попутчик, он уже наш спутник"^*. Несколько ранее "Правда" дала высокую оценку художественной силе и удивительной простоте стихов Есенина "Русь советская" и других, опубликованных в "Красной нови", отметив при этом, что "после долгих и бурных исканий Есенин пришел к Пушкину"^**.

^* (Чагин П. Предисловие. - В кн.: Есенин С. Русь советская. Стихи. Баку: Бакинский рабочий, 1925, с. 4.)

^** (Ионов И. Рецензия на журнал "Красная новь", кн. 4-5. - Правда, 1924, 24 октября.)

Однако вскоре после смерти Есенина эти здраво звучащие голоса все более стали тонуть в потоке хулы и прямой клеветы по адресу поэта. Находились в те дни и такие "деятели", которые, подобно А. Крученых и особенно Л. Сосновскому, начисто отрицали художественное и общественное значение творчества поэта, ставя безоговорочно знак равенства между Есениным и "есенинщиной". Так, Л. Сосновский в крикливо-демагогической, и прежде всего в отношении Есенина, статье "Развенчайте хулиганство", приведя несколько стихотворных цитат Есенина, в высшей степени произвольно и тенденциозно истолковывая их, практически все творчество Есенина свел к двум-трем стихам "Москвы кабацкой", весьма "решительно" утверждая при этом, что поэзия Есенина - это "лирика" взбесившихся кобелей"^* (!!!).

^* (Сосновский Л. Развенчайте хулиганство. - Комсомольская правда, 1926, 19 сентября, № 216.)

Как говорится в таких случаях, комментарии излишни. Надо ли удивляться, что Сосновский в этой же статье с "радостью" сообщил читателям, что "уже прошел первый угар, вознесший этого свихнувшегося талантливого неудачника чуть ли не в великие национальные поэты. Уже вышел первый сборничек статей против есенинщины..."^*. Круг замкнулся: Есенин, "есенинщина" для автора статьи "Развенчайте хулиганство" - понятия однозначные. И вопреки исторической правде, не желая считаться хотя бы с такими очевиднейшими и хорошо всем, в том числе и ему, известными фактами, что, помимо "Москвы кабацкой", в том же 1924 году Госиздат выпускает отдельным изданием - массовым тиражом - есенинскую "Песнь о великом походе", что в 1924-1925 годах выходят такие книги поэта, как "О России и революции", "Березовый ситец", "Русь советская", "Страна Советская", что Есенин - это автор и "Анны Снегиной", и "Письма матери", и "Персидских мотивов", и многих других целомудреннейших стихов, Л. Сосновский стремится еще и еще раз замкнуть в рамки "Москвы кабацкой" всего Есенина для того, чтобы представить его "кабацким поэтом" и "доказать", что "в этом жутком логове формируется идеология Есенина, которого (не с похмелья ли?) нарекли "великим национальным поэтом" и "вывесили над Домом печати соответствующий плакат без всякого протеста со стороны коммунистов, руководителей Дома печати"^**.

^* (Сосновский Л. Развенчайте хулиганство. - Комсомольская правда, 1926, 19 сентября, № 216.)

^** (Сосновский Л. Развенчайте хулиганство. - Комсомольская правда, 1926, 19 сентября, № 216.)

Протест, о котором "беспокоился" Сосновский, был. Протест против хулиганской статьи Л. Сосновского и тех, кто пытался вскоре после смерти поэта писать о нем в подобном духе, безоговорочно отождествляя Есенина с "есенинщиной".

"О Есенине, оставившем нам "Русь советскую", о Есенине, который понял в конце не только величие революции, но и органическую ее необходимость для любимой им "Руси", теперь клевещут бесстыдные языки: "Он погиб потому, что на его стихи хотели наклеить марку агитпропа, а он не вынес, и вот трагический конец". Клевета всегда вызывает отвращение и брезгливость. Клевета, которая распространяется после смерти, отвратительнее в десять раз, - взволнованно писал В. Киршон в журнале "Молодая гвардия" в январе 1926 года. - Нельзя позволить пятнать память Сергея Есенина, нельзя позволить смрадным и гниющим обломкам старого мира прикасаться к имени поэта "Руси советской"^*. И далее: "Нет, не правы те, кто говорит, что "Москва кабацкая" возведена Сергеем Есениным, в "перл создания"... Нет, не причисляйте его к певцам кабака, он им никогда не был..."^**

^* (Киршон В. Сергей Есенин. - Молодая гвардия, 1926, № 1, с. 216.)

^** (Киршон В. Сергей Есенин. - Молодая гвардия, 1926, № 1, с. 225.)

Вскоре после опубликования статьи Л. Сосновского в "Комсомольскую правду" пришло письмо группы белорусских поэтов: Максима Лужапина, Петруся Глебки и других. Тогда, к сожалению, оно опубликовано не было. История сохранила этот очень важный и дорогой для всех нас, соотечественников Есенина, волнующий и поучительный документ. Вот выдержки из письма:

"В "Комсомольской правде" от 19 сентября 1926 г. № 216 помещена статья Л. Сосновского "Развенчайте хулиганство". Хулиганство, - отмечают авторы письма, - наболевший вопрос, и начатая кампания чрезвычайно своевременна и целесообразна. Но фельетонист Сосновский, что называется, "налетел". Под маской развенчивания хулиганства видно желание, которое обуревает, особенно после смерти С. Есенина, многих "писак", лить и бросать всевозможные отбросы на кудрявую голову Есенина".

"Если Есенина, - продолжают авторы письма, - нарекли великим национальным поэтом, то нарекли подлинно по заслугам, и Сосновскому придется переменить три шкуры, чтобы убавить хоть крупицу славы Есенина... Выводить идеологию Есенина из одного-двух стихотворений, не приводя их полностью и забывая "Балладу о двадцати шести", "Поэму о 36" и другие, очень опрометчиво и рискованно даже для такого "литературно грамотного" человека, как автор вышеприведенной статьи...

Обвинять Есенина в идеологических срывах нужно не с налета, а внимательно читая и анализируя его творчество, и если он будет обвинен, то не такими "мастерами литературного дела", как Сосновский.

Выступление против хулиганства мы горячо приветствуем, но зачем пятнать имя поэта ловко замаскированной клеветой, ни в каком случае не заслуженной Есениным?

Мы, группа белорусских поэтов, посылаем настоящее письмо с целью высказать наши мысли о Есенине, как людей другой национальности.

Может быть, Есенин даже слишком горячо относился к своей Руси, но иначе он не был бы национальным поэтом.

Он внес новое, он истинный художник, надо только хорошей критике подготовить как следует читателя к изучению Есенина, а не нападать как попало, лая на разные голоса.

Далекие национальности СССР выскажутся о Есенине, потому что он великий поэт и художник, и тем самым смоют тень, наложенную неосмотрительной статьей тов. Сосновского.

С товарищеским приветом: группа белорусских поэтов, 23 сентября 1926 г. БССР, г. Минск".

Тридцать лет письмо это пролежало в архиве. Полный текст его был опубликован нами впервые на родине Есенина в 1955 году в альманахе "Литературная Рязань".

Кроме В. Киршона, кроме группы белорусских поэтов, А. В. Луначарский, Владимир Маяковский, Николай Асеев, Владимир Ермилов, Петр Орешин, Владимир Правду хин, Сергей Городецкий, Дмитрий Благой, Иннокентий Оксепов, П. Н. Медведев и другие выступали в печати и на общественных диспутах об упадничестве и "есенинщине" против тех, кто упорно не хотел видеть принципиальной разницы между поэзией и личностью Есенина и нездоровыми, упадническими настроениями, возникшими среди некоторой части молодежи в период нэпа.

Правда, суждения и высказывания многих авторов в "защиту" Есенина от "есенинщины" были не всегда последовательны, были противоречивы, порой полемичны по отношению друг к другу. Но следует подчеркнуть, что главный пафос всех этих выступлений и высказываний был очевиден - это решительное возражение против тенденций считать поэзию Есенина главной причиной упаднических настроений среди молодежи, протест против попытки представить поэта идейным вдохновителем хулиганства. Характерным примером в этом отношении является высказывание о Есенине А. В. Луначарского. "Обыкновенно, - отмечал он в одном из своих выступлений, - когда подходят к Есенину, к его поэзии, то прежде всего стараются доказать, что он сам был хулиган, пессимист и упадочник. Это верно, но только до известной степени. Это односторонняя и для нас маловыгодная позиция.

Мы замалчиваем, - продолжает Луначарский, - некоторые факты, которые нужны для борьбы с есенинщиной, ибо, по-моему, одним из самых крупных борцов против есенинщины должен явиться сам Есенин. Это был тот человек, который совершил в некоторой степени акт большого мужества в борьбе с хулиганством.

Не нужно Есенина и есенинщину абсолютно отождествлять"^*.

^* (Упадочное настроение среди молодежи - "есевинщина". Сборник статен. М.: Комакадемия, 1927, с. 160. То же в кн.: Луначарский А. В. Статьи о советской литературе. М., 1958, с. 438.)

Тогда же М. Горький, А. Толстой, Л. Леонов, Б. Лавренев, Д. Фурманов, А. Серафимович, А. Фадеев, многие художники слова, говоря о Есенине, его противоречиях, трагическом уходе из жизни, отмечали неувядаемую силу стихов Есенина как великого национального поэта.

"Мы потеряли великого русского поэта", - писал Максим Горький, потрясенный смертью Есенина. Он же говорил в те дни в связи с выходом первого тома собрания стихотворений Есенина: "Какой чистый и какой русский поэт. Мне кажется, что его стихи очень многих отрезвят и приведут в себя..." Несколько позднее Горький сообщает жене поэта С. А. Толстой-Есениной, что он работает над очерком "Сергей Есенин" и просит ее прислать "две-три наиболее бесстыдные и плохие книжки" о поэте, чтобы он мог возразить их авторам. Вскоре после этого Горький резко отрицательно отозвался о "Романе без вранья" А. Мариенгофа - воспоминаниях одного из имажинистских "собратьев" Есенина, который, будучи рядом с поэтом, не смог открыть для себя подлинного, настоящего Есенина, не сумел за деревьями разглядеть леса и исказил образ Есенина, особенно человека. "Фигура Есенина изображена им злостно..." - с возмущением писал Горький по поводу книги Мариенгофа. Протестует Горький и против злых "ярлыков" Ивана Бунина, который, находясь в эмиграции, в своей статье "О самородках" назвал Есенина "хамом" и "жуликом"^*.

^* (Горький М. Письма к А. П. Чапыгину от 18 июня 1926 г., к Д. А. Лутохину от 21 сентября 1927 г., к С. Н. Сергееву-Ценскому от 20 октября 1927 г. - В кн.: Горький М. Собр. соч.: В 30-ти т. М.: Гослитиздат, 1953-1955. Т. 29, с. 470; Т. 37, с. 41.)

Время, естественно, внесло свои отдельные коррективы в эти мысли и раздумья о Есенине. Но бесспорно одно: для Горького Есенин навсегда остался великим русским поэтом.

Глубоко национальная основа поэзии Есенина всегда волновала Алексея Толстого. Об этом он прямо и неоднократно заявлял и устно и печатно.

Нам дорого и близко идущее из глубины души художника его проникновенное и мудрое слово о Есенине:

"Погиб величайший поэт...

Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души"^*.

^* (Толстой А. Сергей Есенин. - 30 дней, 1926, № 2, с. 18.)

Сказал свое слово о Есенине и старейший пролетарский писатель Александр Серафимович. В архиве писателя сохранился нескрываемо восторженный и принципиальнейший отзыв о Есенине, относящийся к 1926 году. Есенин, пишет Серафимович, был с огромной интуицией, с огромным творчеством - единственный в наше время поэт. "Такой чудовищной способности изображения тончайших переживаний, самых нежнейших, самых интимнейших - ни у кого из современников... Чудесное наследство"^*.

^* (Серафимович А. С. С. А. Есенин. - В кн.: Серафимович А. С. Сборник неопубликованных произведений и материалов. М., 1958, с. 313.)

Позднее, в 1928 году, А. Серафимович, говоря об отношении Есенина к революции и городу, отмечал, что поэт оказался "между двумя историческими жерновами", что он был "чужд машине, заводу, а стало быть - рабочему, а стало быть - революции". Как видим, "концепция" Есенина, певца уходящей крестьянской Руси, делала свое дело! Но и в этой заметке А. Серафимович, как и прежде, считает Есенина самобытнейшим и "самым крупным поэтом"^*.

^* (Серафимович А. В Сормове. - Октябрь, 1928, № 8, с. 166-167.)

Да, наследие Есенина было действительно "чудесным", а он - "самым крупным поэтом". И далеко не случайно Госиздат вскоре после смерти Есенина вместо трехтомного собрания стихотворений, которое было подготовлено еще при жизни самим поэтом, решает выпустить полное собрание его стихотворений. "Известия" в те дни сообщали: "В целях увековечения памяти Сергея Есенина Государственное издательство решило развернуть это (трехтомное. - Ю. П.) уже находящееся в печати издание в "полное собрание сочинений" Есенина, включая и прозу. Первый том, в который входят лирические стихотворения, выйдет в свет в конце января; второй и третий тома - в течение февраля. Сейчас же приступлено к составлению четвертого тома..." Это были знаменитые ныне четыре есенинских томика с березками, которые в наши дни стали библиографической редкостью.

Писатель Дмитрий Фурманов, участвовавший в подготовке издания "собрания стихотворений" Есенина (в те годы он работал в Госиздате), записывает после смерти поэта в дневнике: "...большое и доброе мы все потеряли. Такой это был органический, ароматный талант, этот Есенин, вся эта гамма его простых и мудрых стихов - нет ей равного в том, что у нас перед глазами"^*. Он же, Фурманов, в другой своей записи указывает, что "симпатии к Советской власти" Есенина особенно сильно видны и проявлены в "Руси советской", "Возвращении на родину", "Персидских мотивах", "Анне Снегиной", однако при этом замечает, что "в его миросозерцании не сведены концы с концами"^**. В этих в основе своей важных и интересных суждениях Фурманова опять-таки кое-где слышатся отзвуки все той же пресловутой концепции двадцатых годов, концепции поэта, судьба которого якобы неотделима от прошлой, патриархальной Руси.

^* (Фурманов Д. Сергей Есенин (из дневника). - В кн.: Русские писатели о литературном труде, т. 4. Л., 1956, с. 708-709.)

^** (Фурманов Д. Есенин (черновой автограф). - Там же, с. 708.)

Всего лишь попутчиком восставшего народа виделся Есенин в те годы молодому Александру Фадееву, активно связанному с Российской ассоциацией пролетарских писателей (РАППом). "Есенин, - подчеркивал он, - был и остался попутчиком революции". Однако и он отмечал, что "Есенина по-настоящему волнуют человеческие чувства и переживания"^*.

^* (Фадеев А. За Трам и против "трамчванства". - На литературном посту, 1929, № 20, с. 6-8.)

Владимир Маяковский, в сердце которого в те драматические дни рождались строки знаменитого стихотворения "Сергею Есенину", решительно выступил против панибратски-развязного, по существу обывательского отношения к памяти поэта со стороны его некоторых "друзей" и "поклонников": "Сережа" как литературный факт - не существует. Есть поэт - Сергей Есенин. О таком просим и говорить".

Маяковский был искренне взволнован судьбой Есенина, с которым при жизни неоднократно встречался, спорил на литературных вечерах, полемизировал в стихах, но особенно потрясла Маяковского смерть Есенина, потрясла лично, по-человечески:

Вы ушли, 
      как говорится, 
                  в мир иной. 
Пустота... 
      Летите, 
           в звезды врезываясь. 
Ни тебе аванса, 
             ни пивной. 
Трезвость. 
Нет, Есенин, 
          это 
            не насмешка. 
В горле 
      горе комом - 
                 не смешок.

Стихотворение "Сергею Есенину" приоткрывает нам многое и в самом Маяковском и вообще в судьбе большого художника, жизнь которого чаще всего и неповторимо прекрасна, и сурово многотрудна.

Природа до краев наполняет "кровью чувств" сердца и души великих художников слова. Она особенно щедра к ним, но вместе с тем и беспощадна. Идут годы. Поэт штурмует одну творческую вершину за другой. Одна за другой они покоряются его вдохновению. Но кто знает, чего ему стоит это! В какой-то момент и поэту грозит "страшнейшая из амортизации - амортизация сердца и души". Можно понять Маяковского, который, раздраженно, резко и вместе с тем с такой открытой душевной болью отвечая на одну из записок о Есенине, говорил: "Мне плевать после смерти на все памятники и венки: берегите поэтов!"^*

^* (Цит. по кн.: Карпов Е. А. С. А. Есенин. Библиографический справочник. М.: Высшая школа, 1972, с. 70.)

Владимир Маяковский вместе с рядом писателей и критиков (В. Киршоном, П. Орешиным, В. Ермиловым, А. "Луначарским, В. Дынник и другими) открыто и публично выступает против выходящих в то время одна за другой тоненьких, но ядовито-злых брошюрок А. Крученых: "Черная тайна Есенина", "Лики Есенина от херувима до хулигана", "Хулиган Есенин", "Есенин и Москва кабацкая", "Драма Есенина", - уже одни названия которых ясно свидетельствуют о нигилистически оголтелой позиции их автора по отношению к Есенину и его литературному наследию.

А. Крученых бездоказательно нагло писал в своих книжонках, что все творчество Есенина - это путь "...от херувима через хулигана до самоубийцы", что "Есенин, как поэт, жил и умер в Москве кабацкой. Иной Москвы он не заметил...", и "его психика была глубоко чужда современности...", что "Есенин - поэт безнадежности и самоубийства...". Отсюда как вывод: "...внутренняя жизнь Есенина в последние годы была только дорогой к смерти".

Маяковский справедливо и метко назвал все эти "изыскания" и "сочинения" А. Крученых "дурно пахнущими книжонками". Имея в виду постоянные, назойливо демагогические высказывания А. Крученых о том, что "вся революция не впору Есенину: не по нему", что "у Есенина всегда выходило - чем революционнее - тем слабее", Маяковский с возмущением и явной иронией пишет, что "...Крученых... обучает Есенина политграмоте так, как будто сам Крученых всю жизнь провел на каторге, страдая за свободу, и ему большого труда стоит написать шесть (!) книжечек об Есенине рукой, с которой еще не стерлась полоса от гремящих кандалов"^*.

^* (Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: В 13-ти т. М.: Гослитиздат, 1955-1961, т. 12, с. 97.)

Однако А. Крученых не унимался. Он вновь и вновь воинственно заявлял, что "вредность самого Есенина, его примера и его "идеологии" - вот о чем я писал, пишу и буду, вероятно, еще писать..." и что "до тех пор, пока наша молодежь не будет окончательно вытрезвлена от "есенинского" запоя, пока в тугие мозги "есенистов от критики" не проникнет сознание глубочайшей общественной вредности творимого ими "чествования" и "обожествления" памяти "великого развратителя юных умов" - я не могу сложить пера". Особенно "тревожит" и "огорчает" А. Крученых то "печальное" обстоятельство, что "обличить самого Есенина, как родоначальника, и в конце концов, основоположника пресловутой есенинщины, у большинства не хватает духу". И потому он полностью принимает такие махрово субъективистские утверждения, будто идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого национального характера: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще.

В то время, когда впервые в 1975 году журнал "Огонек" напечатал мой очерк "Судьба поэта"^*, цензура не позволила указать, что так нигилистически охарактеризовал Есенина, по существу оклеветав поэта, Н. И. Бухарин в своих "Злых заметках".

^* (Прокушев Ю. Л. Судьба поэта (о С. Есенине). - Огонек, 1975, № 36, 6 сент., с. 22-25; № 37, 13 сент., с. 28-30.)

Ныне, в пору гласности, стало возможным сказать об этом во весь голос, что и было нами сделано в ряде устных, а затем - печатных выступлений^*. Побуждало и подвигало нас к этому не только стремление полнее, объективнее приблизиться к исторической правде, касающейся непосредственно судьбы великого поэта России, но и то очевидное, тревожное обстоятельство: когда в "поисках" истины под флагом гласности и перестройки кое-кто явно стал впадать из одной крайности в другую. При этом нашлись и такие отчаянно-"смелые" "перестройщики", которые были готовы, и даже пытались, "заменить", казалось бы, не подвластные времени вершины русской поэзии Пушкина, Блока, Маяковского, Есенина другими именами и "вершинами". Вопреки тому, что История давно уже сказала свое непререкаемое объективное слово о величайших поэтах России. Более всего от иных "перестройщиков" достается в наши дни, пожалуй, Маяковскому. Их воспаленному воображению даже начинает казаться, что своими стихами поэт революции чуть ли не "подготовил" почву для появления "культа" и "репрессий"! Не забывают подобные "перестройщики" и о Есенине. В ходу все те же пресловутые старые "легенды" о "неприятии" поэтом до конца новой революционной действительности, его "национализме", "скандалах" и "пьяных дебошах". Достаточно лишь посмотреть на малой сцене МХАТ в проезде Художественного театра "пьесу" М. Анарцева и В. Щербакова или ознакомиться с явно панегирическими выступлениями, приуроченными к юбилею Н. И. Бухарина, в "Книжном обозрении" и некоторых других печатных органах^**, чтобы реально почувствовать, сколь еще живучи эти пресловутые "легенды". Рождению их в свое время, о чем говорилось выше, во многом способствовали безнравственные по отношению к памяти Есенина - поэта и человека выступления в печати Л. Сосновского, А. Крученых и некоторых других литераторов. Нам неоднократно довелось писать об этом ранее.

^* (Прокушев Ю. Л. Только правду! - Вопросы истории, 1988, № 6, с. 106-109.)

^** (См., например, статьи Э. Вериго, М. Капустина и А. Лациса в "Книжном обозрении" (№ 40 от 7 октября).)

Но более чем кому-либо другому в этом отношении мы "обязаны" Н. И. Бухарину. Сегодня об этом ради истины и гласности следует сказать особо. Вспомним еще раз печальной памяти бухаринские "Злые заметки". Напечатаны они были поначалу в одном из январских номеров "Правды" за 1927 год, а затем в том же году вышли отдельной брошюрой^*. Трудно представить, что речь в них идет о гениальном, подлинно народном поэте России, каким был и навсегда останется Сергей Есенин; об авторе "Анны Снегиной" и "Песни о великом походе", поэмы о Ленине и "Баллады о двадцати шести", "Руси Советской" и "Поэмы о 36", "Персидских мотивов" и "Письма матери", "Пугачева" и "Москвы кабацкой", "Небесного барабанщика" и "Сорокоуста", "Инонии" и "Железного Миргорода", "Ключей Марии" и "Черного человека". Одним словом - об одном из гениальнейших поэтов XX века, Собрание сочинений которого за последние четверть века выходило шесть раз тиражом около пяти миллионов экземпляров.

^* (Бухарин Н. И. Злые заметки. М.: Госиздат, 1927, с. 19.)

"Говорят нам: крестьянский поэт переходной эпохи, трагически погибший из-за своей неприспособленности. Не совсем так, милые друзья! - рассуждает без тени сомнения автор "Злых заметок". - Крестьяне бывают разные. Есенинская поэзия по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в "ухаря-купца"; в лаковых сапожках, с шелковым шнурочком на вышитой рубахе, "ухарь" припадает сегодня к ножке "Государыни", завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактике, а потом "душевно" сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троицко-Сергиевскую лавру "на помин души". Он даже может повеситься па чердаке от внутренней душевной пустоты. "Милая", "знакомая", "истинно-русская" картина!", и далее:

"Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого "национального характера": мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще. Выбившийся в люди, в "ухари-купцы" мужичок нередко ломает себе шею, доводя "до логического конца" "широту" своей "натуры" (известное "моему нраву не препятствуй"), "широту", которая есть, по сути дела, внутренняя расхлябанность и некультурность. На более высоком фоне общественного развития она и обнаруживает себя как таковая".

Буквально выдавив из себя, ради "объективности", что "есенинский стих звучит нередко, как серебряный ручей", Н. И. Бухарин с завидной "настойчивостью" и "принципиальностью" продолжает: "И все-таки в целом есенинщина - это отвратительная напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная. Причудливая смесь из "кобелей", икон, "сисястых баб", "жарких свечей", березок, лупы, сук, господа бога, некрофилии, обильных пьяных слез и "трагической" пьяной икоты; религии и хулиганства, "любви" к животным и варварского отношения к человеку, в особенности к женщине, бессильных потуг на "широкий размах" (в очень узких четырех стенах ординарного кабака), распущенности, поднятой до "принципиальной" высоты, и т. д.; все это под колпаком юродствующего quasi - народного национализма - вот что такое есенинщина".

Н. И. Бухарин "пророчески" вещает, что "советские устремления... оказались совсем не по плечу Есенину, всеми своими эмоциональными корнями сосавшему совсем другие соки из окружающей жизни".

По разумению Бухарина, эти "другие соки" - "наше рабское историческое прошлое, еще живущее в нас". Оно-то и "воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно рыдающей поэзией Есенина и его многочисленных подражателей и подражательниц".

"Злые заметки" сделали свое непоправимое дело. С легкой руки их автора под "флагом" "борьбы" с "есенинщиной" стихи Есенина фактически были отторгнуты от народа.

Особенно "постарался" в этом постыдном деле, как уже отмечалось, А. Крученых. Он был в восторге от "Злых заметок". По его мнению, в борьбе с "есенинщиной" "единственно последовательной является статья Н. Бухарина (в "Правде" от 12.1.1927 г.)... К тезисам Бухарина, - заявляет он безоговорочно, - я присоединяюсь целиком". Особенно "тревожит" А. Крученых, что, "как видно, ни мои, ни бухаринские слова не достигают, увы, до ушей и (что хуже) до сознания иных провозвестников есенинских истин.

Ибо чем, как не глухотой моральной и общественной, могут быть, например, объяснены подобные строки: "Мы чествуем память величайшего русского поэта-лирика, воспевавшего "Русь Советскую", вечную юность земли и человека на ней" ("Красная новь", 1927, книга 1).

О "Руси Советской", право же, неуместно вспоминать в связи со столь явным идеологом "Матушки Руси" и ее квасно-водочной шири, - издевательски заявляет Крученых. Ссылаясь вновь на автора "Злых заметок": "Как вполне справедливо указывает Бухарин, все это аксессуары "новейшего национализма": - "Эта "древняя" юродствующая идеология для конспирации напяливает па себя "советский кафтан"^*. Кажется, дальше ехать некуда.

^* (Крученых А. О статье Н. Бухарина против Есенина. Изд. автора. М., 1927, январь.)

Для всех тех, кто "слева" и "справа" пытался развенчать Есенина после его смерти, "Злые заметки" фактически стали как бы "указанием к действию". Не будем забывать, что автор их в те годы был одним из руководящих деятелей партии и Советского государства, членом Политбюро и главным редактором "Правды". К слову Н. И. Бухарина прислушивались тогда в партии и стране. Вполне можно предположить, что он это чувствовал и знал. Не отсюда ли безоговорочно-указующий стиль "Злых заметок", "непререкаемая", без тени сомнения вера автора в "незыблемую" правоту своих суждений и выводов.

Возникает законный вопрос: почему, как показало время, столь внеисторичными, субъективно-односторонними оказались суждения автора "Злых заметок", в которых явно ощутим волюнтаристский дух "вождизма". Почему порожденные прежде всего самим нэпом, его порой кричащими, объективно неизбежными противоречиями упаднические настроения среди части молодежи, особенно учащейся, автор "Злых заметок" полностью относит лишь на "счет" поэта, ставя безоговорочно знак равенства между "есенинщиной" и великим поэтом России - Есениным.

Думается, что в этом случае, так же как позднее, в односторонней, по существу, негативной оценке Есенина как "идеолога кулачества" на I съезде советских писателей в 1934 году, автору "Злых заметок" не хватило подлинно научного марксистского видения сложных, противоречивых явлений, как самой революционной действительности, так и отражения ее в литературе, и конкретно в творчестве Есенина-поэта, который, так же как Маяковский и Блок в годы Октября, был всецело на стороне восставшего народа, разделяя с ним радость побед, равно как горечь поражений и утрат. Как бы порой ни было трудно первопроходцам поэзии Октября, они не представляли себе жизни без Родины, в заграничных далях...

Другие уезжали, а они - нет. Время залечивает раны. Не будем сегодня строго судить и упрекать тех, кто в силу различных причин и обстоятельств не принял Октябрьской революции и, покинув Родину, оказался на чужом эмигрантском берегу. Для многих это была не столько их вина, сколько беда. Все это так. Вместе с тем делать вид, что сегодня все это для нас ровно ничего не значит, что мы "просто" теперь печатаем всех русских писателей-эмигрантов, включая и тех, кто открыто выступал против Советской власти и сотрудничал с фашистами, вряд ли правомерно, а главное - справедливо и нравственно. Особенно по отношению к памяти тех, кто отдал жизнь, защищая революцию. А разве справедливо в ряде случаев пытаться представить "возвращенцев-эмигрантов" чуть ли не как "героев"! Вспоминаются ничем не оправданные, восторженно-сенсационные интервью и репортажи с некоторыми из подобных "героев" на телевидении, радио, в прессе. Видя на телеэкране их суетливость и растерянность, невольно думалось, что они и сами не ожидали таких шумных "почестей".

Когда мы будем наконец уважать самих себя! Пора бы!

Недопустимо забывать о чувстве собственного достоинства!

Любой народ, забывающий об этом, рискует стать безликой толпой.

Завершая разговор о бухаринских "Злых заметках", позволим напомнить здесь весьма важное и примечательное положение из доклада М. С. Горбачева о 70-летии Октября. Касается оно непосредственно Н. И. Бухарина, его теоретического горизонта.

"В самом конце 20-х годов, - говорилось в докладе, - острая борьба развернулась и по вопросу о путях перевода крестьянства на рельсы социализма. В ней, по сути, выявилось разное отношение большинства Политбюро и группы Бухарина к применению принципов нэпа на новом этапе развития советского общества.

Конкретные условия того времени - и внутренние, и международные - выдвинули как насущную задачу значительное повышение темпов социалистического строительства социализма в 30-е годы. Их позиция во многом определялась догматическим мышлением, недиалектичностью оценки конкретной обстановки. И сам Бухарин, и его сторонники вскоре признали свои ошибки.

В этой связи, - подчеркивает М. С. Горбачев, - уместно вспомнить характеристику Бухарина, которую дал ему Ленин: "Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским (подчеркнуто мной. - Ю. П.), ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектику)". Жизнь, - замечает далее М. С. Горбачев, - снова подтвердила ленинскую правоту"^*.

^* (Горбачев М. С. Октябрь и перестройка: революция продолжается. Доклад на совместном торжественном заседании Центрального Комитета КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР. - Правда, 1987, 3 ноября, с. 2.)

Именно догматическое мышление, недиалектичность оценки конкретной обстановки помешали, не позволили Н. И. Бухарину "разглядеть" и оценить с позиций марксистской эстетики творческое наследие одного из величайших поэтов нашего века.

В подтверждение вышесказанного, не ради противопоставления, а ради исторической справедливости и истины, напомним, сколь научно аргументированно Владимир Ильич Ленин, опираясь на марксистскую теорию познания, в работе "Лев Толстой, как зеркало русской революции" раскрыл диалектику "кричащих противоречий" во взглядах писателя, отражающих объективные противоречия самой действительности того времени и прежде всего настроения и взгляды многомиллионного русского крестьянства в эпоху первой русской революции, и показал мировое значение Толстого, творчество которого, по глубочайшему убеждению Ленина, выступило как шаг вперед в художественном развитии человечества.

По отношению к Есенину Н. И. Бухарину этого, к сожалению, было не дано. Он "проглядел" главное в великом поэте России, творчество которого по-своему, "с крестьянским уклоном", отразило художественно эпоху Октябрьской революции со всеми, объективно неизбежными для нее социально-классовыми историческими конфликтами и противоречиями.

Кое-кто может подумать или спросить: стоит ли "ворошить" прошлое? Ведь Н. И. Бухарин позднее сам пострадал и ныне реабилитирован посмертно. Началась публикация его работ. Все это закономерно.

Однако как же быть с исторической правдой, ее полнотой и объективностью? С тем, что были "Злые заметки", далеко не частного характера, которые после смерти Есенина, по существу, вторично убивали поэта. Или опять - полуправда, а то, что в литературном наследии того же Н. И. Бухарина теперь не укладывается в его "положительный" образ политика и журналиста, следует забыть за давностью лет, делая вид, что ничего этого па самом деле не было и в помине.

Слишком дорого, с невосполнимыми нравственными потерями и утратами, в прошлом стоила нам полуправда, которая порой хуже лжи, чтобы, восстанавливая ныне сполна историческую справедливость в отношении тех, кто незаслуженно в свое время пострадал, опять, даже при самых "благих" намерениях, сводить все лишь к "новой" полуправде.

Одно можно сказать: и сегодня, спустя шесть десятилетий после первой публикации в "Правде", читать "Злые заметки" горько и оскорбительно, особенно, - кому близка и дорога поэзия Сергея Есенина. Порой, право же, на душе становится как-то стыдно за их автора. Откуда столько злобы к поэту, незащищенное сердце которого было полно любви к Родине и неисчерпаемого милосердия к людям.

Справедливо гласит народная мудрость: зло - плохой советчик. Истинный путь к правде всегда озарен добротой, а не злобой.

За каждый поступок в жизни рано или поздно приходится держать ответ перед Временем и Судом совести. И что написано пером, как бы порой нам этого ни хотелось, на самом деле не вырубишь никаким топором, даже самым увесистым и острым. Память веков хранит Слово, будь оно доброе или злое...

И еще: нам довелось впервые говорить и писать о бухаринских "Злых заметках" в своих книгах и статьях о Есенине еще в шестидесятых-семидесятых годах^*, преодолевая при этом цензурные "преграды", существующие в ту пору по отношению к Бухарину, его работам.

^* (См., например: Прокушев Ю. Л. Даль памяти народной. М.: Молодая гвардия, 1978. Глава "На расстоянии", с. 49-58, с. 68-69.)

Для меня и тогда была бесспорна печальная роль "Злых заметок" Бухарина, касающихся не каких-либо частностей, а сути судьбы Есенина, месте его поэзии в духовной жизни народа.

Даже ссылаясь на цензурные затруднения тех лет, "не замечать", проходить мимо "Злых заметок", говоря о Есенине и судьбе его литературного наследия, - значило бы изменить самому себе, а главное - истине и Памяти поэта.

Продолжим рассказ о судьбе поэта, начатый задолго до поры гласности и перестройки, в предыдущих изданиях этой книги.

Кроме разного рода крученых, "вооруженных" "злыми заметками", пытались, особенно после смерти Есенина, приложить "свою руку" к наследию поэта и приблизить его к себе троцкисты.

В отличие от тех, кто после смерти Есенина продолжал еще с большей энергией "осуждать" и "упрекать" поэта во всех смертных грехах, договариваясь при этом, как мы видели, до чудовищных крайностей, троцкисты не "упрекали" поэта, не "прорабатывали", а "сочувствовали" ему, "жалели" как человека, родившегося "не ко времени". Они писали и говорили о Есенине прежде всего как о "лиричнейшем поэте", поэте "не от мира сего" и сокрушались, что все мы "не сумели сохранить" поэта. Вместе с тем попутно, поначалу даже как бы мимоходом, без особого нажима, а затем все настойчивее, троцкисты пытались противопоставить Есенина его эпохе, отторгнуть поэта от Октябрьской революции, отъединить от главного в его жизни и творчестве, от того, что в конечном итоге определяет место Есенина в истории советской литературы, в судьбах его Родины.

Троцкистами утверждалось, что Есенин был якобы несроден революции, что он не поэт революции, что к смерти он, Есенин, тянулся почти с первых годов творчества. Как видим, эти суждения троцкистов мало чем отличались от высказываний о Есенине разного рода сосновских и крученых...

"Новым" в троцкистской "концепции" по сравнению с другими было рассуждение о якобы фатальной несовместимости и неизбежном гибельном столкновении "лиричнейшего поэта" с нелирической, "эпичной" революционной эпохой. Вот почему "короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой". Утверждение троцкистов о неминуемой гибели такого поэта, как Есенин, было, конечно же, делом далеко не случайным. Это был "тонко" рассчитанный ход. Отрицая возможность окончательной победы пролетарской революции и построения социализма в России без победы революции на Западе, видя во всем крестьянстве лишь силы, чуждые пролетарской революции, развернув после смерти В. И. Ленина атаки на ленинизм, на генеральную линию партии, троцкисты прежде всего, а заодно с ними все "левые" и "правые" пытались "доказать", что вот и сын крестьянской Руси - поэт Сергей Есенин очень скоро разочаровался в революции, не веря в ее победу, оказался чужд, "несроден" революции и погиб.

И чем решительнее Есенин как поэт и гражданин обращал вместе с крестьянской трудовой Россией свое сердце к великой правде Ленина, открыто заявляя в стихах, что он счастлив, ибо в суровое революционное время вместе с Лениным "одними чувствами" "дышал и жил" ("Капитан земли"), что за ленинское "знамя вольности и светлого труда" он готов отныне "идти хоть до Ламанша" ("Письмо к женщине"), что он ясно видит, как "имя Ленина шумит, как ветр, по краю, давая мыслям ход...", что ныне он "полон дум об индустрийной мощи" его Родины ("Стансы") и глубоко убежден, что будущее не за полевой Русью, а за стальной, ленинской Россией ("Неуютная жидкая лунность..."), - тем настойчивее троцкисты и все, кто пытался в те годы посеять ядовитые семена неверия в победу социализма в России, стремились представить Есенина прежде всего поэтом не новой, Советской России, а певцом Руси уходящей и "Москвы кабацкой".

Оторвать поэта от важнейших событий его эпохи, противопоставить его творчество времени и истории, представить его вне социальных бурь и революционных потрясений, свидетелем и очевидцем которых он был, - это значит убить поэта, убить общественное и национальное звучание его поэзии, представить его судьбу в злонамеренно искаженном свете и не только бессовестно обокрасть поэта, но вместе с ним и нас, его читателей, прежде всего его соотечественников, кому он отдал весь пламень своей могучей души и неподкупного сердца^*.

^* (Все, что здесь говорится по поводу троцкистских взглядов на Есенина, высказывалось и отмечалось нами неоднократно еще в 60-70-е годы, когда цензурой запрещалось цитировать Троцкого и упоминать его имя. Статья Троцкого "Памяти Сергея Есенина" была напечатана в "Правде" 19 января 1926 года. При "сочувственной" интонации и "красивости" ее стиля главная мысль выражена в ней автором с убийственной откровенностью: "...Есенин не от мира сего. Он не поэт революции. Поэт погиб потому, что был несроднен революции... К смерти Есенин тянулся почти с первых годов творчества..." Сколько раз на протяжении десятилетий, вплоть до последнего времени, на все "лады", в самых невероятнейших вариантах повторялась эта троцкистская "установка", без ссылки на "первоисточник", в работах о Есенине.)

Хорошо известно: чем ложь и клевета наглей, беспардонней, чудовищней, тем она порой оказывается более одурманивающей, более живучей.

Отголоски ядовитой крученовской пачкотни, всяких злопыхательских статеек или, наконец, иезуитски "сочувственных" троцкистских высказываний о Есенине, его судьбе, граничащих с клеветой на поэта, не говоря уже о других, более "сдержанных" суждениях о нем, в основе своей также вульгарно-социологических и крайне субъективных, долгое время давали о себе знать во многих статьях и работах о Есенине, проникая, к сожалению, и на страницы школьных учебников, и в солидные монографии, и в авторитетные энциклопедические издания.

Всего двенадцать строк отводилось Есенину в "Краткой советской энциклопедии" (М., ОГИЗ, 1948, с. 467). Тенденция та же: "Был имажинистом. В его произведениях ("Радуница", "Голубень" и др.) поэтизируется патриархальная Русь. В поэзии Есенина сильны мотивы ненависти к городской культуре, чувство одиночества, отчаяния, упадочничества ("Москва кабацкая", "Исповедь хулигана"). Ни слова о народности, любви поэта к Родине, о патриотизме и гражданственности его стихов.

Немногим более - сорок шесть строк - было отведено Есенину в школьном учебнике "Русская советская литература" (М., Учпедгиз, 1952). Но дело даже не столько в количестве строк, сколько опять в той же пресловутой тенденции.

Вот как, по существу, предвзято-односторонне характеризуется в учебнике та среда, в которой в годы революции развивался талант поэта, формировалось его мировоззрение: "Отсутствие бумаги, приводившее к большой задержке появления стихов в печати, заставляло и крупных поэтов выступать с чтением стихов на эстрадах, в кафе (например, в "Стойле Пегаса"). Такое кафе "Бом" рисует в "Хождении по мукам" А. Толстой: "Здесь собирались поэты всех школ, бывшие журналисты, литературные спекулянты, бойкие юноши, легко и ловко приспособляющиеся к смутному времени, девицы, отравленные скукой и кокаином, мелкие анархисты - в поисках острых развлечений, обыватели, прельстившиеся пирожными". В этой обстановке развивалось творчество Сергея Есенина, что не могло не повредить его личной жизни и творчеству"^*.

^* (Тимофеев Л. И. Русская советская литература. 7-е изд. М.: Учпедгиз, 1952, с. 166.)

Сообщив затем скороговоркой, что писал Горький о Есенине как "органе" для поэзии, и указав далее предельно кратко, что лирический дар поэта наиболее полно выразился "в проникновенном изображении русской природы, в тонкой любовной лирике", автор учебника основное внимание и место отводит вскрытию "ошибок" и "заблуждений" поэта: "Есенин не сумел противостоять враждебным идеологическим влияниям, они помешали ему по-настоящему почувствовать новую жизнь, внушили ему глубоко упадочные настроения. Этот отрыв от народа крайне тяжело сказался и на жизни и творчестве Есенина. Безудержное прожигание жизни и прославление этого прожигания в стихах создали ту хмельную и нездоровую славу, которая связана с именем Есенина. Его стихи замутила больная тема пьяной удали, кабацкого разгула.

Песней хриплой и недужной 
Мешал я спать 
Стране родной, -

сказал он сам о своих стихах последнего периода. Он изменил самому себе, своему таланту, своей любви к Родине ("Себе, любимому, чужой я человек"), уйдя в "Москву кабацкую", как назвал он цикл своих наиболее упадочных стихов"^*.

^* (Тимофеев Л. И. Русская советская литература, с. 167. Все сказанное о Есенине в этом издании учебника было повторено почти дословно в 8, 9, 10-м изданиях 1953-1955 гг.)

Такие "достоверные" и "исчерпывающие" сведения о великом русском поэте Сергее Есенине получали в не столь уж отдаленные времена наши школьники.

Мы коснулись здесь лишь нескольких печальных и горьких фактов. К великому сожалению, в прошлом их было куда больше. Можно бы говорить и о других авторах и о других книгах, читать которые сегодня и больно и стыдно.

Разного рода "дурно пахнущие книжонки" и "романы без вранья" сбивали порой с толку и тех, кто в 20-х годах и позднее стремился честно и объективно выявить истинное идейно-художественное содержание поэзии Есенина, искренне разобраться в сложной судьбе поэта, решительно отделить его поэзию от пресловутой "есенинщины".

Еще в работах, опубликованных в пятидесятых годах, па-ми была отмечена очевидная научная несостоятельность подобных вульгарно-социологических суждений о Есенине, особенно об отношении поэта к Октябрьской революции; обращено внимание на историческую неправомерность полярно-категорического противопоставления творческой и гражданской позиции Есенина и Маяковского в годы революции и показано, что Маяковский, Блок, Есенин, с их яркой художественной индивидуальностью, сказали каждый свое вдохновенное слово о революции^*, что каждому из трех поэтов был ненавистен повергнутый революцией в прах старый порядок. При всем идейно-художественном своеобразии их произведений о революции они были едины в главном: в неподдельной тревоге за судьбы восставшей России и ненависти к ее врагам^**.

^* (См.: Прокушев Ю. Поэзия Великого Октября. - В сб.: 40 лет Великой Октябрьской социалистической революции, кн. П. М.: Изд. Высшей партийной школы при ЦК КПСС, 1957, с. 390-446.)

^** (См.: Прокушев Ю. Родина и революция в творчестве Есенина. - Литературная Рязань, кн. 2. Рязань: Изд. газ. "Приокская правда", 1957, с. 257-288; Он же. Поэт и революция. - Приокская правда. Рязань, 1957, 15 сентября, с. 2-3.)

Зовущие зори Октября озарили есенинскую поэзию новым светом. Есенин был одним из тех русских писателей, которые с первых дней Октября открыто встали на сторону восставшего народа^*.

^* (См.: Прокушев Ю. Родина и революция в творчестве Есенина. - Литературная Рязань, кн. 2. Рязань: Изд. газ. "Приокская правда", 1957, с. 257-288; Он же. Поэт и революция. - Приокская правда. Рязань, 1957, 15 сентября, с. 167.)

Судьба Родины, народа, особенно многомиллионной массы русского крестьянства в бурную революционную эпоху - вот что волнует поэта, вот что прежде всего определяет идейно-художественное своеобразие, сильные и слабые стороны стихотворений и поэм Есенина, написанных им в 1917-1918 годах^*. В дальнейшем от утопического "мужицкого рая" на земле в "Инонии" Есенин пришел в "Анне Снегиной" к реалистическому изображению сложного пути русского крестьянства в революции, сумел создать яркие драматические характеры^**.

^* (См.: Прокушев 10. Родина и революция в творчестве Есенина. Ук. изд. Кн. 2. Рязань, 1957, с. 273.)

^** (См.: Прокушев Ю. Сергей Есенин. М.: Знание, 1958, с. 28.)

Эти положения и идеи, выдвинутые и разработанные нами в пятидесятых годах, в дальнейшем, в шестидесятых - семидесятых годах, получили одобрение и поддержку многих писателей, критиков, литературоведов. "Для всякого, прочитавшего книгу Прокушева, - писал в "Литературной газете" В. О. Перцов, - становится ясно, что у Есенина свой угол в том "треугольнике", который составляет основу русской поэзии Октябрьской революции: Блок - Маяковский - Есенин"^*. О том же в своем "Слове о Есенине" говорит поэт Василий Федоров: "Сергей Есенин как поэт не мог не родиться. Без него наше представление о времени революции было бы далеко не полным. Он, как и Маяковский, пришел в поэзию не по капризу тщеславия, а был мобилизован и призван Революцией"^**.

^* (Перцов В. О. Путь поэта. - Литературная газета, 1972, 28 июля, с. 5.)

^** (Федоров В. Слово о Есенине. - В сб.: Сергей Есенин (Исследования, мемуары, выступления). Юбилейный сборник /Под общ. ред. Ю. Л. Прокушева. М.: Просвещение, 1967, с. 201.)

Однако старые концепции оказываются порой еще живучими. Так, сравнительно недавно автор одной из книг о Есенине, в которой предпринята попытка пересмотреть ряд важнейших датировок произведений поэта, разбирается стиль, язык его стихов, вводится новый биографический материал, сделал прямо-таки сенсационное "открытие", заявив, что поэт... участвовал в монархическом заговоре в Царском Селе в декабре 1917 года. Правда, вскоре после выхода книги автор ее публично, в письме в редакцию журнала "Вопросы литературы" заявил, что он считает "своей ошибкой использование этого документа в первой своей книге. Именно поэтому, - указывал он далее, - я снял вопрос о присяге и связанные с ней высказывания во всех последующих работах о Есенине, а также в монографии "Сергей Есенин", которая готовится мною к печати"^*.

^* (Юшин П. Ф. Письмо в редакцию. - Вопросы литературы, 1969, № 3, с. 256.)

Опубликовано это письмо было не случайно. За "клятвенное обещание на верность царю", якобы свидетельствующее о близости поэта к "царистским, клерикально-монархическим кругам", автор книги ошибочно принял текст обыкновенной солдатской воинской присяги, к которой солдат-санитар Есенин был приведен еще до революции^*. Однако, сняв "документ" о "клятвенном обращении", П. Юшин в своей новой книге "Сергей Есенин"^** по-прежнему ведет разговор о "царистских настроениях" поэта накануне и в первые годы революции. При этом он решительно противопоставляет Есенина не только Маяковскому, Бедному, Серафимовичу, которые "как свою встретили революцию"^***, но и А. Блоку, В. Брюсову, А. Белому, которые "приветствовали ее, хотя и по-разному"^****. По его мнению, даже "клюевская революция определенней есенинской"^*****. Как видим, под сомнение берется главное: гражданская позиция Есенина в годы революции, отношение поэта к Великому Октябрю.

^* (Подробней об этом см.: Вдовин В. Документы следует анализировать. - Вопросы литературы, 1967, № 7, с. 188-195.)

^** (Юшин П. Ф. Сергей Есенин. М.: Изд-во МГУ, 1969.)

^*** (Юшин П. Ф. Сергей Есенин. М.: Изд-во МГУ, 1969, с. 218.)

^**** (Юшин П. Ф. Сергей Есенин. М.: Изд-во МГУ, 1969, с. 218.)

^***** (Юшин П. Ф. Сергей Есенин. М.: Изд-во МГУ, 1969, с. 224.)

Подобные рецидивы старых концепций двадцатых годов не случайны.

Долгое время вопрос о месте в истории советской литературы Блока и, еще в большей степени, Есенина оставался, по сути дела, открытым. Примечательно в этом плане свидетельство одного из знатоков истории советской литературы, доктора филологических наук В. О. Перцова, который в 1954 году, накануне II съезда советских писателей, справедливо отмечал: "В 1955 году исполняется тридцать лет со дня смерти Есенина... с лучшим в нем читатель не расстается, помнит, любит, с болью вспоминает о трагедии Есенина, хотя, может быть, и не все понимает в ней. Так почему же нет до сих пор в нашей критике определенной точки зрения на место Есенина в истории советской литературы? (выделено мной. - Ю. П.).

Я к вам приду 
            в коммунистическое далеко 
не так, 
как песенно-есененный провитязь...

"Не так" - верно! Но почему же в нашей критике нет ответа: как? Как приходит в "коммунистическое далеко" Есенин?"^*.

^* (Перцов В. О. Писатель и новая действительность. М.: Советский писатель, 1958, с. 11.)

Что затрудняло, что мешало нашей критике ответить в те годы на этот вопрос, решительно отбросив старые представления и "концепции", возникшие при жизни Есенина и весьма основательно "закрепленные" после смерти поэта вульгарно-социологической критикой в сознании читателей и литературной общественности?

Методологически, в теоретическом плане, литературная наука и критика последних десятилетий была подготовлена к научному рассмотрению и решению подобных исследовательских проблем. К этому времени были успешно преодолены различного рода субъективистские, мелкобуржуазные, вульгарно-социологические и иные суждения и концепции, возникавшие в пору становления советской литературы и формирования литературной критики социалистического реализма. Многое было сделано для глубокого научного осмысления и освещения важнейших этапов развития советской литературы, творчества крупнейших писателей, для подлинно ленинского отношения к классическому наследию.

Что касается Есенина, то трудности, и притом во многом объективные, состояли в ином. Долгое время жизнь и творчество поэта, его богатейшее литературное наследие находились практически вне поля зрения нашей критики и литературоведения. Не было ни научной биографии поэта, ни летописи жизни Есенина, ни монографических исследований его творчества; текстологическая работа по подготовке научного собрания сочинений поэта не велась, выходили лишь изредка небольшие сборники его стихов. Совершенно неизученным оставалось рукописное наследие поэта. Многие автографы Есенина, особенно его ранних стихов и писем, были неизвестны. Их предстояло еще разыскать и опубликовать. Достаточно сказать, что до середины пятидесятых годов не были введены в нашу литературоведческую науку такие ныне широко известные автографы Есенина, как письмо поэта Максиму Горькому, статьи Есенина о Брюсове, о сборнике пролетарских писателей, "Предисловие" поэта к сборнику стихов 1924 года, заметки Есенина о Глебе Успенском, рукопись киносценария "Зовущие зори", автографы стихотворений Есенина "Ночь" ("Тихо дремлет река..."), "Капли", "У могилы", "Поэт", "Форма", письма к другу юности Григорию Панфилову и Галине Бениславской, письма из Европы и Америки, ряд кратких автобиографических заметок Есенина^*.

^* (Все эти автографы и ряд других рукописей Есенина, а также неизвестные ранее материалы, касающиеся жизни и творчества поэта, были открыты и разысканы нами в государственных и личных архивах Москвы, Ленинграда, Баку, Тбилиси, Вологды, Калинина, на родине поэта - в Рязани и Константинове и опубликованы впервые в работах о Есенине в 1955 году и в последующие годы (см.: Прокушев Ю. Сергей Есенин (Литературные заметки и публикация новых материалов.) - Литературная Рязань, 1955, кн.: 1, с. 312-345; Новое о Сергее Есенине. - В сб.: День поэзии. М., 1956, с. 118-124; Родина и революция в творчестве Есенина. - Литературная Рязань, 1957, кн. 2, с. 257-288; Юношеские годы Сергея Есенина. - Огонек, 1957, № 2, с. 26-28; Сергей Есенин. М.: Знание, 1958, с. 40; Сергей Есенин (Поиски, находки). М.: Правда, 1968, с. 47. (Б-ка "Огонек"); Новое о Есенине. - В сб.: День поэзии. М., 1962, с. 278-282; Есенин в типографии Сытина. - Огонек, 1963, № 22, с. 12-14; Десять автографов поэта. - В сб.: День поэзии. М., 1965, с. 238-243; Есенин, каким он был. - Огонек, 1965, № 40, с. 8-9 и др.).)

В течение длительного времени в печати появлялись, да и то крайне редко, лишь отдельные статьи и заметки о Есенине, чаще всего носящие информационный характер. Были годы, когда в литературоведческих трудах и периодической печати о поэте, его творчестве фактически не говорилось ни слова^*.

^* (См.: Карпов Е. С. А. Есенин. Библиографический справочник. М.: Высшая школа, 1972, с. 102-108.)

С 1930 по 1954 год (практически за четверть века!) появилось лишь несколько есенинских публикаций^*, напечатаны две заметки о работе Есенина над стихами^**, два мемуарных материала^***, заметка о родине поэта - селе Константинове^****. За эти же двадцать пять лет было опубликовано немногим более десяти газетных и журнальных статей о поэзии Есенина, включая три вступительные статьи к сборникам избранных стихов Есенина, которые вышли в 1934, 1940 и 1953 годах.

^* (Из неопубликованного литературного наследства Есенина. - Огонек, 1945, № 43, с. 7.)

^** (Так писал Есенин. - Смена, 1945, № 23-24, с. 2; Толстая-Есенина С. А. Восемь строк. - Смена, 1946, № 3-4, с. 13.)

^*** (Эрлих В. Право на песнь. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1930, с. 105; Рождественский Вс. Сергей Есенин. - Звезда, 1946, № 1, с. 98-113.)

^**** (Скороходов А. На родине Сергея Есенина. - Сталинское знамя. Рязань, 1945, 29 декабря.)

К выступлениям в печати, в которых была предпринята попытка отказаться от старых - вульгарно-социологических - оценок творчества Есенина и выявить объективное содержание его поэзии, следует отнести статьи Ал. Дымшица (1940 г.)^*, Б. Бурсова (1940 г.)^**, С. Павлова (1940 г.)^***, В. Перцова (1945 г.)^****, К. Зелинского (1953 г.)^*****.

^* (Дымшиц Ал. Сергей Есенин. Вступительная статья. - В кн.: Есенин С. Стихотворения. М., 1940, с. 3-52 ("Библиотека поэта. Малая серия").)

^** (Бурсов Б. С. Есенин. Стихотворения. - Литературный современник, 1940, с. 26-30.)

^*** (Павлов С. С. Есенин. Стихотворения. - Литературное обозрение. 1940, № 11, с. 26-30.)

^**** (Перцов В. Сергей Есенин. - Литературная газета, 1945, 20 октября.)

^***** (Зелинский К. Сергей Есенин. - В кн.: Есенин С. Стихотворения, 2-е изд. Л., 1953, с. 5-52 ("Библиотека поэта. Малая серия").)

Есенин прожил яркую, короткую, как мгновение, жизнь. Всего тридцать лет! Более половины из них он провел на родине, в рязанском крае. Здесь - глубинные корни народности и реализма поэзии Есенина, истоки демократизма и гражданственности его творчества.

Есенину было девятнадцать лет, когда он впервые появился в Петрограде. И почти необъяснимо, что три десятилетия после смерти поэта оставался совершенно неосвещенным, неизученным ранний период его жизни и творчества: годы его детства и юности в родном селе Константинове, пребывание и учеба в Спас-Клепиках, работа в типографии Сытина, учеба в университете Шанявского, участие в Суриковском кружке, связь с революционным движением рабочих^*.

^* (Впервые в литературе о Есенине этот период жизни поэта получил освещение в работах, опубликованных в 1955-1965 гг. (см.: Прокушев Ю. Сергей Есенин (Литературные заметки и публикация новых материалов). - Литературная Рязань, 1955, кн. 1. с. 312-345; Юношеские годы Сергея Есенина. - Огонек, 1957, № 2, с. 26-28; Сергей Есенин. М.: Правда, 1960, с. 47 (Б-ка "Огонек"); Юность Есенина. М.: Московский рабочий, 1963, с. 191 и др.).)

Все сказанное выше позволяет нам сегодня лучше понять и представить себе, почему долгие годы оставалось так много "белых пятен" на поэтическом есенинском материке; почему еще в середине пятидесятых годов вопрос о месте Есенина в истории советской литературы оставался открытым; почему к этому времени в нашей критике и литературоведении не были глубоко исследованы такие важнейшие проблемы, как поэт и Октябрьская революция, художественный метод Есенина, характерные черты народности, реализма его стихов, особенности поэтики, гуманизм, гражданственность, мировое значение Есенина.

В результате многолетнего изучения литературного наследия Есенина, его жизни и творчества эти и ряд других проблем были разработаны и освещены нами в монографических исследованиях, книгах и статьях, опубликованных в 1955-1988 годах^*.

^* (Кроме наших работ, указанных выше, см. также: Поэзия С. Есенина в наши дни (Актуальные проблемы есениноведения). - В сб.: Сергей Есенин (Исследования, мемуары, выступления). Юбилейный сборник /Под общ. ред. Ю. Л. Прокушева. М.: Просвещение, 1967, с. 19-28; Поэтическое сердце России. - В кн.: Есенин и русская поэзия /Отв. ред. чл.-корр. АН СССР В. Г. Базанов. Л.: Наука, 1967, с. 19-28; Сергей Есенин в 1918 г. - Прометей. М., 1967, с. 313-319; Сергей Есенин (Поиски, находки). М.: Правда, 1968, с. 47 (Б-ка "Огонек"); Россия - моя поэзия. - Известия, 1970, № 40, 2 октября; Дело для меня очень важное... - Огонек, 1970, № 40, с. 24-25; Сергей Есенин. М.: Детская литература, 1971, с. 190; Время Есенина. - Москва, 1973, № 4; Сергей Есенин. Поэт. Человек. М.: Просвещение, 1973, с. 236; Есенин, каким он был. М.: Правда, 1973 (Б-ка "Огонек"); Есенин в Баку. - Огонек, 1973, № 52; Подвиг Пушкина. М.: Правда, 1974; Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М.: Московский рабочий, 1975, с. 325; Судьба поэта. М.: Правда, 1976; Вечный образ. М.: Знание, 1977; Даль памяти народной. М.: Молодая гвардия, 1978, с. 272; Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. 2-е, доп. изд. М.: Советская Россия, 1979, с. 382; Мир художника. М.: Просвещение, 1980, с. 206; Последний адресат Есенина. - Москва, 1980, № 10, с. 200-212; Колыбель поэзии. М.: Детгиз, 1983, с. 174; Проза поэта. - Молодая гвардия, 1983, № 12, с. 245-264; Гримасы старого мира. - Москва, 1984, № 2, с. 176-182 и др.)

В этих работах получает свое дальнейшее развитие и многостороннее исследование выдвинутая нами в середине пятидесятых годов концепция Есенина - великого советского русского национального поэта, открыто вставшего в 1917 году "на сторону Октября"; поэта, который в двадцатые годы вместе с Маяковским, Блоком, Демьяном Бедным выступил как один из основоположников советской поэзии, зачинателем литературы социалистического реализма. Этим прежде всего определяется место Есенина в истории советской литературы, в сегодняшней действительности; этим определяется вклад Есенина в мировую поэзию XX века.

Впервые в основных чертах эта концепция была изложена мной в публичной лекции "Творчество Сергея Есенина", которую я прочитал в октябре 1955 года на родине поэта - в Рязани.

Это был, по существу, и первый за предшествующие тридцать лет литературный вечер на рязанской земле, посвященный светлой памяти поэта. После лекции с исполнением произведений Есенина выступил артист Николай Федорович Першин.

Память бережно хранит все, что связано с этим вечером: и неброскую черно-белую афишу, приглашающую почитателей есенинского таланта в связи с шестидесятилетием со дня рождения поэта, и взволнованную толпу людей у входа в лекторий - тех очень многих рязанцев, кому не хватило билетов (хотя выступления о Есенине в тот день повторялись дважды), и переполненный еще до начала зал. Ни одного свободного места. Всюду люди: и вдоль стен, и в проходах, и в дверях.

Но особенно памятна тишина. Казалось, зал замер, затаил дыхание. И так почти в течение всего вечера - звенящая в ушах тишина, настороженная, напряженная, озаренная. Я никогда не забуду этого пытливого, думающего, притихшего зала. Не забуду, как по окончании вечера тишина буквально раскололась от грома аплодисментов и радостных приветствий, которые в те прекрасные светлые минуты были обращены к великому поэту России, к его стихам, пронизанным сыновней любовью и гражданской верностью матери-Родине.

Сколько раз после этого довелось за прошедшие тридцать пять лет выступать на литературных вечерах, встречах, научных конференциях, посвященных Есенину: в Москве и Ленинграде, Баку и Киеве, Тбилиси и Иркутске, Калинине и Орле, Воронеже и Брянске, Вологде и Туле и вновь в Рязани; читать лекции, дискутировать со студентами и преподавателями многих наших вузов, а также выступать в аудиториях Варшавского, Ягеллонского, Пражского, Римского университетов. Многое в этих встречах дорого и сегодня. Но та первая, незабываемая встреча "лицом к лицу" с земляками поэта сохранится в памяти навсегда. Да! Трудно было представить в те изначальные дни, что спустя десятилетия доведется счастливо стать "Почетным гражданином" города Рязани.

Ныне, когда миллионными тиражами вышло шесть Собраний сочинений Сергея Есенина, когда издаются десятки однотомников поэта, когда опубликованы сотни статей и ряд содержательных книг о его творчестве, когда и в школьных и вузовских программах и учебных планах Есенин прочно занял подобающее ему место, когда созданы кинофильмы и телепередачи о поэте, его жизни, когда написаны сотни музыкальных произведений на стихи Есенина, когда произведения самого поэта, романсы и песни современных композиторов на стихи Есенина почти ежедневно звучат по радио, телевидению, с эстрады, когда в селе Константинове - родине поэта есть и мемориальный, и литературный музеи, когда уже вышли последние тома нового шеститомного Собрания сочинений поэта, многим, вероятно, будет трудно, да и просто почти невозможно представить, что переживали тогда и чувствовали все мы - участники того первого, конечно же, очень скромного по нынешним масштабам есенинского вечера, состоявшегося более тридцати лет назад в небольшом зале рязанского городского лектория.

Именно тогда не только на родине Есенина, в Рязани, но и в Москве прошли впервые за долгие годы есенинские литературные вечера. Они состоялись 3 октября в Государственном Литературном музее и 6 октября в Большом зале Политехнического музея - там, где когда-то выступали Маяковский, Блок, Есенин.

Попасть на эти вечера было почти невозможно. В них приняли участие известные советские поэты: Степан Щипачев, Сергей Васильев, Александр Яшин, Сергей Смирнов, современники Есенина - писатель Лев Никулин, журналист Петр Чагин, поэт Василий Казин, литературовед К. Л. Зелинский. С воспоминаниями о своем брате в Литературном музее выступила сестра поэта Александра Александровна Есенина. Зал стоя, взволнованно и радостно приветствовал ее долгими, бурными аплодисментами. Тогда же, на вечере в Литературном музее, произнес свое памятное, окрыленное слово о Есенине большой друг советской литературы, известный прогрессивный турецкий поэт Назым Хикмет. Говорил он по-русски, говорил от души, от сердца. Хорошо помню эту речь Хикмета, в конце которой он сказал, что надеется и убежден, что "мы соберемся еще в Колонном зале".

Прошло не так уж много времени, и это пожелание сбылось. Торжественное заседание, посвященное 70-летию со дня рождения Есенина, проходило, как известно, именно в Колонном зале Дома союзов!

Тогда же, в 1955 году, в дни шестидесятилетия Есенина, когда не только в Москве и Рязани, но и в других городах прошли литературные вечера, посвященные памяти поэта, пробудился исследовательский интерес к творчеству Есенина. Активизации его способствовала подготовка в Гослитиздате пятитомного Собрания сочинений Сергея Есенина.

В конце пятидесятых и особенно в шестидесятые годы публикуется ряд содержательных статей и исследований о поэте, выходят отдельные книги, посвященные его творчеству. Прежде всего здесь следует назвать имена таких литературоведов и критиков, как К. Зелинский, Е. Наумов, А. Дымшиц, А. Кулинич, А. Жаворонков, В. Перцов, С. Кошечкин, А. Хомчук. Они в эти годы одними из первых обратились к наследию Есенина.

Значительно активизируется и усиливается изучение жизни, творчества Есенина в семидесятые годы. В Ленинграде и Рязани проводятся научные конференции, посвященные Есенину. Расширяется круг литературоведов и критиков, которые исследуют творчество поэта, его жизнь (В. Коржан, В. Базанов, А. Марченко, П. Юшин, В. Вдовин, П. Выходцев, И. Машбиц-Веров, Е. Галкина-Федорук, А. Ломан и другие).

В дни 80-летия Есенина, в 1975 году, во многих высших учебных и научных заведениях страны состоялись обсуждения, конференции, дискуссии, посвященные изучению литературного наследия поэта, его жизни, творчества, вечера, посвященные поэту, - в школах, Домах культуры и клубах. Всесоюзная научная конференция прошла в дни юбилея Есенина в Московском государственном университете. В ней приняли участие ученые многих городов и районов нашей страны, а также зарубежные исследователи творчества поэта.

Об огромной заботе, об огромном внимании к увековечению памяти великого советского поэта Сергея Есенина со стороны нашего государства, Коммунистической партии ярко свидетельствуют и такие факты, как открытие в 1965 году Государственного мемориального, а затем и литературного музея Сергея Есенина и на его родине - в селе Константинове, - установление и открытие в дни 80-летия Есенина в г. Рязани памятника великому поэту России, автором которого является выдающийся советский скульптор А. П. Кибальников. Тогда же, в дни 80-летия поэта, на азербайджанской земле, в Мардакянах, где создавались знаменитые "Персидские мотивы", был открыт литературный музей Сергея Есенина. Открыт музей С. Есенина в Ташкенте. Наконец, стал традиционным и поистине народным есенинский праздник поэзии в Константинове, дополнив собою всемирно известный пушкинский праздник в Михайловском и Болдине, лермонтовский - в Тарханах, некрасовский - в Карабихе, блоковский - в Шахматове. Эти ежегодные праздники - одно из самых волнующих проявлений всенародной, всесветной любви к великим поэтам земли русской. Готовится академическое Собрание сочинений Есенина. Сделано многое, впереди новые дела, новые заботы по изучению богатейшего творческого наследия и увековечению памяти Сергея Есенина, мировое значение которого становится все очевиднее, все зримее.

Дать объективную оценку творчества писателя, отношения его к революционным событиям эпохи - это значит прежде всего ответить на вопрос вопросов: насколько этот писатель художественно глубоко исследовал окружающий его мир, насколько ярко и полно раскрыл в своих произведениях характерные черты революционной действительности.

Время Есенина - время крутых поворотов в истории России. Оно "помечено" и революционными баррикадами пятого года, и ленской грозой двенадцатого года, и пожаром мировой войны, и крушением самодержавия в февральские дни семнадцатого года, и октябрьским залпом "Авроры".

Мужественная, самозабвенная любовь к Родине, кровная связь с народной жизнью помогали Есенину - поэту и гражданину - находить свой путь к большой правде века.

Есенин не только прекрасно знал жизнь крестьянской России, он был сыном этой России, болел ее болями, радовался ее радостями, всем сердцем и умом он был с крестьянской, демократической Русью в эпоху крушения старого, буржуазного мира и рождения нового, революционного.

1953-1975