В. А. Шошин. Сергей Есенин и Владимир Ричиотти

Владимир Ричиотти (Леонид Иосифович Турутович) родился 12 апреля 1899 года в Петербурге, в рабочей семье. Трудовая жизнь его началась рано: ученик-наборщик, ученик-слесарь, подручный слесаря, слесарь.

Ричиотти участвовал в деятельности революционного кружка студентов и полиграфических рабочих, кружка социал-демократов. В 1912 году за распространение большевистской "Правды" был уволен из типографии, где в то время работал.

Затем он плавает юнгой, кочегаром.. В 1917 году, кочегар с парохода "Нептун", он в рядах красногвардейцев штурмует Зимний дворец. Участвует в знаменитом "Ледовом походе" Балтийского флота, в гражданскую войну - на Нарвском, Петроградском и других фронтах, принимает участие в ликвидации Кронштадтского мятежа. Ричиотти был комиссаром продотряда, посланного в Пензенскую губернию, содействовал укреплению Советской власти на местах.

Накопленные впечатления ищут выхода в литературном творчестве. Ричиотти сотрудничает как корреспондент и поэт в газете "Красное знамя" (Пенза).

В январе 1921 года Ричиотти был командирован Союзом водников на рабочий факультет университета в Петрограде. Он руководит на рабфаке литературным и драматическим кружками, печатается в журнале студентов рабфака "Вулкан", издает литературный рукописный журнал "Гонг". Его имя появляется на страницах газет "Красный водник", "Красный путь", "Красный Балтийский флот".

Богатый жизненный опыт побуждает Ричиотти обратиться к поэтическому отображению важных тем революции, народной жизни (поэма "О России бывшей", "Австралийский сказ", "Баллада о Кузьме Короткове" и др.)" Но у него не хватало литературного опыта, знаний, вкуса. Удачные строчки подавлялись невыразительными, яркие образы - штампами.

Поиски своего пути в искусстве сочетаются обычно с поисками литературных друзей и единомышленников. Ричиотти входит в группу петроградских имажинистов. Он тесно связан с новыми собратьями, посвящает стихи С. Есенину, издает в имажинистском издательстве книгу стихов "Осьмина" (1922), поэмы "Терновый крест" (1922), "Коромысло глаз" (1923). .

Что привлекло Ричиотти к имажинистам?

Прежде всего любовь к Есенину.

По свидетельству Н. Тихонова, молодой моряк в начале 20-х годов становится "большим приверженцем поэзии Сергея Есенина"^*.

^* (Н. Тихонов. Двойная радуга. М., "Советский писатель", 1964, стр. 517-518.)

Ричиотти следует Есенину в своей поэтической самохарактеристике. Он пишет: "Не походкою ходкою я, А иными чертами отмечен: Неуемностью гулкой объят, Да и буйством шальным искалечен"^*. Впрочем, дело тут скорей не в подражании, а в сходстве мятежных натур: "Пусть Есенина в строках ловят, Ричиотти - не меньший черт... Те же цесни иным лишь голосом|| Повторяю на сходке в селе"^**. И действительно, цикл стихотворений, опубликованный в коллективном сборнике "Певучая банда", а также стихи в книгах "Осьмина", "Коромысло глаз" свидетельствует о творческой близости Ричиотти Есенину.

^* (В. Ричиотти. Осьмина. М., Изд. "Имажинисты", 1922, стр. 19.)

^** (В. Ричиотти. Осьмина. М., Изд. "Имажинисты", 1922, стр. 17.)

На стихах Ричиотти 1921-1923 годов лежит печать имажинистского образного строя: "Я бью в колокола пространства,|| Бью медным языком ноги"^*. Это не значит, однако, что в пределах данного образного ряда Ричиотти не добивается оригинальной, вместе с тем точной образности, например: "Ах, тяжело носить || На коромысле глаз|| Наполненные ведра впечатлений"^**.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

^** (В. Ричиотти. Коромысло глаз. Изд. "Имажинисты", 1923, Пч., стр. 5.)

Как показало время, увлечение имажинизмом было для Ричиотти столь же преходящим, как и для его учителя. Более того, имажинистская платформа слишком зыбка для того, чтобы служить доказательством близости двух поэтов. Ричиотти не был подражателем, эпигоном. В основе его поэзии, как уже подчеркивалось, лежали его собственные наблюдения, в его поэтических формулах реализовывались его собственные раздумья. В среде имажинистов он должен был выделяться как человек рабочей и морской судьбы, что и уловил Николай Тихонов, по словам которого, Ричиотти "входил в ряды имажинистов, чем-то очень отличаясь от них". Это "что-то" ощущал и Есенин: "Один авроровец. Настоящий матрос с настоящими шрамами и настоящими воспоминаниями о взятии дворца" - так, по свидетельству В. Эрлиха, отзывался он о Ричиотти.^**

^* (Н. Тихонов. Двойная радуга, стр. 518.)

^** (В. Эрлих. Право на песнь. Изд-во писателей в Ленинграде, 1930, стр. 8.)

Стихи Ричиотти в большинстве своем - это стихи моряка, черпающего впечатления из специфической морской среды. Образы моря как бы подкрепляются ссылками на место создания того или иного стихотворения - Северное море, Лондон, Гамбург, Готланд, Балтийское море. Имя поэта может быть названо в ряду предшественников известных советских поэтов-маринистов 30-х годов - Юрия Инге и Алексея Лебедева.

Творчество Ричиотти выходит за рамки имажинистской группы, обнаруживая поэта достаточно интересного и вне групповых рубрик в общем строю литературы 20-х годов. Тем существеннее отметить то главное, что послужило основой его духовной близости к Есенину, определило идейно-тематическое родство их стихов.

Может быть, именно переживания моряка, человека, на долгое время покидающего родину, содействовали вызреванию в поэтическом сознании Ричиотти в 1921-1923 годах темы, центральной и в творчестве Есенина - любви к родине в ее крестьянском облике. В море поэту вспоминается "крестьянская луна", память подсказывает ему характерные образы: "Луне ли, взмыленной лошадке, || Ночь всыплет звездного овса?"^* Его герой- моряк "под английскими небесами жадно любит свои небеса". Лучше зная море, чем пашню, автор тем не менее провозглашает: "Пора, мой друг, тебя Россия в простор соломенный зовет!"

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

Ричиотти стремится "на пшеничную лонь", в думах о "молитве мужицкой телеги", о "мужицком овсяном плече", о том, как "солнце в пляске трясет лапотками", как "пахарь полощет соху в черных волнах борозды", как "скачут петушьи трели || По селу от двора до двора", о том, "Много ль раз головою рыжей|| Недород заглянул на поля"^*.

^* (В. Ричиотти. Осьмина, стр. 5-7.)

Лирическое проникновение в глубины выдвигаемой проблематики оттесняет поверхностную имажинистскую нарочитость формы. Ее сменяет естественная метафоризация природы: "Пьет закат - озлобленный лисенок - Моей молодости пьяную струю"^*. Отчетливы есенинские мотивы, возникающие на основе внутренней общности:

^* (В. Ричиотти. Осьмина, стр. 13.)

 Сладок родины липовый запах... 
 Сквозь накрапы нахлынувших грез 
 Вижу: ясень поднялся на лапы 
 Предо мною, как ласковый пес*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, №050.)

Не "имажинистская корь" а патриотический строй души определил в 1921-1923 годах идейно-эстетическую близость двух поэтов. Это, безусловно, чувствовал и сам Ричиотти. Именно Есенину посвящено наиболее характерное в этом отношении его стихотворение: "Разлука с родиной - хмельнее водки..."

Возможно, эта "родственность" Ричиотти и вызвала положительный отзыв Есенина о его стихах^*.

^* (См.: В. Эрлих. Право на песнь, стр. 13.)

Соприкосновение с поэзией Есенина оказалось благотворным для Ричиотти. Окреп его голос, окрепла идейная основа творчества, выработалась своеобразная поэтика. Именно в годы непосредственного влияния Есенина (1922-1925) созданы лучшие стихотворения Ричиотти ("Ураганы последних прибоев...", "Вот и Запад, знаменитый Запад..." и др.).

Задумывавшийся над вопросами жизни народа, необычайно сложными в революционную эпоху, Ричиотти, сам человек сложной судьбы, не мог не ценить в Есенине искреннего стремления разобраться в этой сложности. Ведь и голос Ричиотти достаточно драматичен для человека его возраста:

 В сердце пляшет лирический ливень. 
 Прошумел, пролился и затих. 
 Морепутье ничем не счастливей, 
 Чем любые земные пути. 

 Только ветер - несчастий предвестник - 
 Может быть, занесет и на Русь 
 Невеселую жуткую песню, 
 Песню смерти, которой боюсь. 

 Не печалься, что голос мой горек. 
 Но люблю я тебя и пою, 
 Как далекое плаванье в море, 
 Как последнюю песню мою*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

В первой половине 20-х годов в поэзии, а затем и в прозе Ричиотти разрабатывается и другой мотив, связанный с творчеством Есенина,- неприятие буржуазного Запада. Знаменательным выглядит посвящение Есенину стихотворения "Вот и Запад, знаменитый Запад...", иронически разоблачающего ложное обаяние буржуазной Европы ("Здесь недоверие к свободе").

Такие стихи, как "Хоть серебри, хоть золоти...", "Как пес цепной...", будучи навеяны личными впечатлениями Ричиотти - моряка, хорошо знающего европейские прибрежные города,- близки некоторым есенинским произведениям, написанным после зарубежной поездки. В дальних странствиях поэт вспоминает родной край,-

 Где под лиственные переззоны, 
 Опустившись клюкой в родник, 
 Старый клен бородою зеленой 
 Под окном сиротливо поник.

"Сорвут башмак, рубаху, с тела кожу, Но сердце к родине, я знаю, прибежит",- писал Ричиотти^*. Обостряется ощущение социальной определенности в позиции поэта. Ричиотти чувствует себя представителем революционного класса: "Глядя в компас родного класса, Шагаю медленно сквозь лед"^**. Эмоциональное противопоставление родины и чужбины выливается в противопоставление двух противоположных социально-экономических миров: "На родине: хозяйничает кепочный народ. Здесь: все принадлежит короне"^***.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

^** (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 044.)

^*** (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

Как видим, эволюция Ричиотти сродни есенинской.

Друг поэта, Ричиотти был потрясен известием о гибели Есенина. В декабре 1925 - январе 1926 годов он пишет одиннадцать скорбных стихотворений, составивших цикл, посвященный памяти ушедшего друга. Ряд стихов датирован: 29 декабря создано стихотворение "Есенин, друг и мой товарищ...", 30 декабря - "Реквием", 31 декабря - "Прощай, родной!.." После некоторого перерыва написаны остальные стихотворения цикла: 17 января - "Корабль земли, потерю отмечая...", "Краса иль гордость?- я не знаю, кто ты...", 18 января - "Серебряные токи..." и "Сжимались волны-руки после спора...", 19 января - "Солнечный юнга в канатах повис..." и "Снег разгребая копытами бойко..." Остальные стихи не датированы^*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 056.)

В стихах цикла рассеяны обращения к Есенину, краткие характеристики его личности и творчества, свидетельствующие о том, как он был дорог Ричиотти: "Есенин, друг и мой товарищ"^*, "Мой лебедь, ЦГибкий, стройный стебель, НБубенчатая голова". "Тебя бушующего знаю ||Лихого без конца и края",- говорит Ричиотти. В "Реквиеме" находим описание внешности поэта: "точеные березы рук", "Тот золотистый дым волос - ||Гагачий пух, нежнее ваты - ||О, снег волос шероховатый". Восклицания эмоциональны и прочувствованы: "О, голубь, голубь, непритворный".

^* (Ричиотти имел право сказать так: "Ричиотти - мой друг",- отзывался о нем Есенин (В. Эрлих. Право на песнь стр. 16).)

В кратких, ко емких поэтических формулах Ричиотти пытается определить значение творчества Есенина. Он не просто "голубка нежная", но тот, "кто душу слил с небесной синевой", "поднявший песню человек". Есенин "растекся в памяти у всей страны великой". "Ты был любимый ||Ты был любимый всеми",- вспоминает Ричиотти.

Он подчеркивает плодотворность творчества Есенина и для себя лично: "Голубка нежная, Сергей Есенин, мне в память залегло то золотое семя, что проросло в душе твоей и, вызрев, расцвело".

Творческую близость демонстрируют образные реминисценции из Есенина ("желтый парус", "кабацкая Москва"), парафраз его последнего стихотворения ("здесь нам жить не ново"), своеобразная интерпретация характерных для Есенина образов, например месяца ("Даже месяц разводит ручонками, как гармонику наше село"), "подхват" есенинских интонаций ("Эх, ты жизнь моя! сроком недлинная...").

Громадность утраты определяет трагизм цикла. Уже начальное стихотворение поражает безысходностью горя: "Видно, к миру чужому причалены. Не аукнется, как ни проси... И с развалин бреду на развалины, Словно Наполеон по Руси". Поэт восклицает: "Я знаю - там ты будешь лишним, ||А здесь ты так необходим". Необходим всему народу и ему лично: "И если я когда-нибудь ослепну, || То лишь от слез по умершей красе!" Вот почему личная перспектива безнадежна: "А я влекусь в пустые страны ||Пройти, как он, к себе домой..." Голос поэта буквально срывается от боли: "Пропадем среди мира белого || Без привета, друзей не обняв..." И он не только не стыдится этого, но аргументирует свое отчаяние: "Когда шатается душа, Певцу нетрудно пошатнуться". Отсюда рождается мрачное обобщение: "Поэтов век необычайно краток".

Характерные мотивы цикла сконцентрированы в скорбной эпической напевности "Реквиема":

 Крутой мороз повизгивал, плясал 
 На льдяных половицах снега. 
 Пожар небес величием пылал. 
 Уж звезды звякали на синем бубне неба, 
 Сверкали над кабацкою Москвой. 
 Все было так до горестной поры... 
 Какое в стан друзей прокралось лихо?

Пространный "Реквием" пронзается выразительным рефреном:

 Из уст в уста проносится у всех, 
 Что сердце розовое, как орех, 
 Так неожиданно и звонко раскололось. 
 Что на рассвете слова 
 Вдруг погасил великий человек, 
 Как лампу, полнозвучный голос." 
 Вдруг в темной комнате Руси 
 Поэт себя, как лампу, погасил.

Поэтический язык требует не только эмоциональных всплесков, но и определенности образного строя. Чувствуется, как в ходе работы над циклом Ричкотти ищет "стиль, отвечающий теме". В "Реквиеме" он обращается к отображению черт реальной действительности: "В слезах неистощимых ливней, || Застыв зрачком на голубях, ||Здесь над могилой стынет Ивнев, ||По-настоящему скорбя". Реалистическая детализация, по-видимому, входит в противоречие с эмоциональной приподнятостью. Во всяком случае, после "Реквиема" Ричиотти пишет только одно стихотворение, затем наступает более чем двухнедельный перерыв.

17 января создается одно из лучших стихотворений цикла.

 Корабль земли, потерю отмечая, 
 Свернул свой курс на материк седой. 
 Его уж нет... Скорбящий голос чаек 
 Растерянно грустит над голубой водой. 
 Златой туман своих кудрей качая, 
 Едва ль придешь ты на корабль - домой. 
 Юнец, поэт - тебя возвеличая - 
 Еще зову, ответь на голос мой. 
 Стихов твоих играющая россыпь 
 Едва ль прольется ярче и теплей, 
 Но мы эскадры творческой матросы 
 И все уйдем в иную даль морей. 
 Но как ты мог набраться крепкой силы 
 Уйти от нас под черный флаг могилы?

"Морские" образы намечались, правда, и в стихотворениях 29-30 декабря: "Ты громкий шторм перетерпел",- обращался Ричиотти к Есенину,- "И вот он лег на мертвый якорь ||Всем погребальным кораблем",- говорил о погибшем поэт-моряк. Но в январских стихах находим уже не отдельные "морские" образы, а определенный образный строй. Вот строки из стихотворения, написанного 18 января:

 С погибшим плыть не так легко на море. 
 Едва ли мы осилим и оспорим 
 Несчастный гроб, несчастного пловца. 

 ...И мы неслись сквозь бури, сквозь метели. 
 На жутком судне паруса гудели - 
 У моряков не двигались сердца.

Войдя в свою образную стихию, Ричиотти явно чувствует себя увереннее. Именно январские стихи цикла особенно знаменательно выделяются своим своеобразием среди посвященных Есенину произведений других авторов.

"Утрату нужно помнить и скорбеть",- заключает Ричиотти. Вместе с тем мотивы безысходности сменяются мотивами мужества и противоборства: "Если не струсишь - ив бездну и в высь, Юнга, ты с жизни высот оглянись". Цикл завершают следующие строки:

 Снег разгребая копытами бойко, 
 Едет вперед говорливая тройка 
 Ржаньем все души вскружить... 

 Иней дымит. Из могильной берлоги 
 Ну, выходи! - в путь широкий и дальний - 
 Узник земли, выходи*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 056.)

Вторая половина 20-х годов определила дальнейшую эволюцию поэтической индивидуальности Ричиотти. Песенная интонация полна драматической выразительности :

 Говорю я, но голосу больно. 
 Ты забудешь меня через год: 
 У счастливой, веселой, довольной 
 Даже эта любовь заживет... 

 Все мечты... Я теперь свои книги 
 Рассказать не приду наяву. 
 Одиноким встречал свою гибель, 
 Но тебя за собой не зову*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 044.)

Стихотворение оказалось пророческим...

На вопрос университетской анкеты о предполагаемых занятиях после получения им высшего образования Ричиотти в свое время ответил: "Общественная работа"^*. С 1926 по 1933 год он был представителем Ленрайкомвода в РКК, консультантом по трудовым делам, ответственным руководителем Бюро экономики труда, начальником отдела экономики труда, руководителем группы технормирования и т. д. Активное участие в работе Ленинградского торгового порта, дававшее массу впечатлений и целенаправленные "социальные заказы", обусловило необходимость расширения жанровых рамок. Ричиотти выпускает, две книги очерков "Без маски" (1928) и "Страна на воде" (1930).

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

Судьба Ричиотти-прозаика сложилась крайне неудачно : над основным трудом, над главной книгой своей жизни - романом-трилогией о "Ледовом походе" Балтийского флота в 1918 году - он работал тринадцать лет, отдавая ей все время и силы, но успел завершить только первый том, изданный как роман "Четыре рейса" (1941). А между тем в нем всегда жила мечта о литературном признании, и, думается, Ричиотти заслужил его:

 Мне верить хочется, и этим дышит грудь, 
 Что день такой когда-нибудь настанет, 
 Что мир меня когда-нибудь помянет 
 И другом назовет когда-нибудь*.

^* (Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 436, № 050.)

Поэзия Ричиотти при всех ее литературных достоинствах и недостатках интересна как исповедь человека своеобразного, человека души широкой, мужественной, нежной, которая сродни индивидуальности Есенина.