Н. И. Шарапов. Мои встречи с Есениным

Встречи с С. А. Есениным относятся к моим студенческим годам. Институт, в котором я учился, был сформирован еще в 1922 году в Ленинграде путем слияния Агрономического института, Стребутовских Высших женских курсов и Каменноостровских Высших сельскохозяйственных курсов (академии) и получил впоследствии название Ленинградского сельскохозяйственного института, который существует и поныне.

В 1923 году институт был переведен в Детское Село, где ему были предоставлены все здания бывшего Федоровского городка (Ратная палата, ферма, конюшни, "китайская деревня" в Александровском парке и некоторые другие). Ректорат и канцелярия института были размещены в помещении Трапезной палаты городка.

Появление в двадцатых годах студенческого населения в Детском Селе очень оживило течение спокойной в те дни жизни этого небольшого, уютного городка с его великолепными парками: Екатерининским, Александровским и Баболовским, с его примечательной историей, в которой особое место занимали и занимают Лицей, лицейский садик с известным памятником А. С. Пушкину. Природное и историческое окружение, в которое попали наши студенты, самым благоприятным образом влияло на психологию молодых людей, на их повседневное настроение и жизнь.

Студенчество тех лет, первых лет Великой Октябрьской социалистической революции, представлено было главным образом детьми рабочих и крестьян и отличалось особой жизнерадостностью, жадным стремлением "все знать", живой тягой к искусству, литературе, истории родной страны.

Сразу же по переводе в Детское Село Студенческий Комитет развернул большую культурно-просветительную работу. Были организованы литературно-художественные, музыкально-вокальные концерты и вечера, как правило проходившие два раза в неделю (в среду и в субботу) в здании так называемой "Ратной палаты", превращенной в клуб со зрительным залом, сценой, кулисами и артистическими уборными (здание это в войну сильно пострадало). Научные и художественные силы были немедленно выявлены и взяты на учет. Оказалось, что в самом Детском Селе живут писатели Ольга Форш, В. Шишков, Вс. Рождественский и многие другие.

В 1924 году Есенин неоднократно выступал в Ратной палате, и один, и вместе с другими исполнителями. К Детскому Селу поэт был душевно привязан, знал его со времени своей службы в Федоровском городке, на наши приглашения и просьбы почитать студентам стихи всегда охотно откликался.

Был он моложав, невысок, строен, походка легкая, быстрая. Глаза лучистые, голубые, сам весь какой-то удивительно подвижный. П. В. Орешин в своих воспоминаниях писал: "Никто так легко не умел ходить, как Есенин, и в первые дни нашего знакомства мне все казалось, что у него ноги длиннее, чем следует". Таким запомнился Сергей Александрович мне и моим друзьям. Член студенческого кружка поэтов Петр Суднов (ныне доктор сельскохозяйственных наук) вспоминает: "После вечера провожали мы его на вокзал, опоздали на поезд, в ожидании следующего присели в вокзальном буфете за столиком. Я сидел напротив Сергея и все любовался его золотокудрой головой, голубыми его глазами" (письмо от 19 сентября 1971 года).

Он охотно бывал у студентов. Аудитория была отзывчива, жизнерадостна, шутлива. Для нас выступления С. А. Есенина всегда были праздником. Свои стихи он читал как-то по-особому доходчиво, мастерски, в своей манере - слегка распевно, жестикулируя руками, особенно правой. Их образность и музыкальность нас захватывали, будоражили ум и сердце, создавали приподнятое настроение, оставляли в душе легкую, светлую грусть...

Помимо Ратной палаты я слушал Есенина в здании бывшей городской думы на Невском (зал Ф. Лассаля), где была старая интеллигенция, представители бывшей аристократии, слушал в Народном доме за Невской заставой - среди рабочих Семянниковского, ныне вагоностроительного завода им. Егорова, и других заводов. И везде его чтение полностью доходило до людей, захватывая весь зрительный зал. Поэт всегда уходил под гром аплодисментов и крики "браво!", "бис!", "повторить!".

Появление в печати очередного есенинского стихотворения мы, студенты, ожидали с большим нетерпением. Заведующая библиотекой института это знала и сообщала нам, почитателям поэта, как только поступал свежий номер журнала, особенно "Красной нови". Член кружка М. Яковлев пишет мне по этому поводу: "Каждое новое стихотворение любимого мною поэта встречалось восторженно, заучивалось наизусть" (письмо от 20 сентября 1971 года).

Мне приходилось не только "ведать" указанным выше Студенческим театром, но и часто бывать конферансье. На литературных вечерах, которые мы устраивали, читали свои произведения, кроме С. Есенина, Бс. Рождественский, Ф. Сологуб, О. Форш, В. Шишков и другие поэты и прозаики того времени, как жившие в Детском Селе, так и приезжавшие из Ленинграда. Перед своим выступлением в Ратной палате Есенин за кулисами говорил мне: "Пойдите на публику, успокойте ее" (а публика шумит давно, ждет его), - и улыбаясь добавлял: "Сотворите хорошее настроение!" Я выходил. Меня моя студенческая братия встречала шутками и смехом, я просил ее минуточку подождать, не волноваться... Аудитория приходила в доброе настроение. Войдя за кулисы, я смотрел на Есенина, он глазами разрешал мне идти объявлять его выход. Прекрасные вечера, незабываемые! Как много они давали нам!

В квартире Иванова-Разумника на Колпинской улице, 18, собирались местные и приезжие литераторы побеседовать о задачах литературы, обсудить новые произведения, прочесть отрывки из своих. Раньше всех к назначенному времени обычно приходил В. Шишков. Дымя трубкой, с которой редко расставался, он говорил мне: "Николай, возьми большой чайник (полуведерный) и сбегай в ларек за пивом. Вот тебе деньги!" Чай же готовили приветливые хозяева

Как-то, беседуя с Разумником Васильевичем, я, по-студенчески прямо, спросил его, кто, по его мнению, в русской поэзии после Пушкина будет ее представлять? Кто теперь самый большой поэт на Руси? Он, быстро взглянув на меня, немедленно ответил: "Несомненно, Сергей Есенин!"...

После литературного вечера или концерта мы (я имею в виду небольшую группу наших студентов-поэтов и любителей поэзии, в которую входили Петр Суднов, Александр Куимов, Михаил Яковлев, Игорь Демянцевич и некоторые другие, а также часть публики) шли провожать Сергея Александровича на вокзал, оживленно беседуя на разные темы.

Есенин приезжал к нам обычно не один, а в сопровождении то Ивана Приблудного, то Николая Клюева, то Владимира Ричиотти. Однажды Есенин и Приблудный остались на ночлег в Доме учителя, на ул. Ленина, недалеко от вокзала (дом этот не сохранился).

Помню, лежа на траве в садике при доме, мы слушали рассказ Приблудного о его скитальческой жизни беспризорного, о раннем его влечении к поэзии, о знакомстве с Есениным, слушали и его стихи. Есенин сказал нам о Приблудном, что, если тот сохранит себя как поэт, то будет сильнее его, это, мол, уже сейчас чувствуется. Приблудный возражал ему. Затем Сергей Александрович объяснил, что они с Иваном одно стихотворение "положили на песню" и поют ее вдвоем. И оба негромко запели новую для нас песню:

 Все кругом обошел, 
 Никого не встретил. 
 Только в крыше сверчком 
 Копошился ветер. 

 А давно ль со двора 
 Гам знакомый несся, 
 По углам детвора, 
 На току колосья. 

 Грядок пестрый наряд, 
 Сада гомон звонкий, 
 Частый кашель ягнят, 
 Жалобы теленка.... 
 А теперь... никого, 
 Двор, как осень, хмурый, 
 Только берест кривой. 
 Да чужие куры... 
 Без руля, без весла 
 По гребням прибоя, 
 Знать, и их унесла 
 Буря за собою!.. 

Нам песня понравилась, мы вместе с Есениным и Приблудным спели ее несколько раз и запомнили мотив. Позднее студенты нашего института часто ее пели с большой охотой, вспоминая чудесные встречи с Есениным. Мотив я хорошо помню и сейчас. Текст этого стихотворения напечатан в сборнике стихов И. Приблудного "Тополь на камне". Москва, издательство "Никитинские субботники", 1926.

Однажды летом 1924 года, утром, в воскресный солнечный день, в общежитие, где я в это время прилег на кровать и уснул одетый (я был один во всем помещении), пришел Сергей Александрович. Он разбудил меня и попросил собрать товарищей из кружка. Разыскал я Суднова, Куимова, Демянцевича, Л. Богората и кого-то еще (не помню, кого именно). Пошли гулять в парки. В лицейском садике сфотографировались у памятника Пушкину, при этом Есенин сел на скамью памятника рядом с Пушкиным, а остальные стояли внизу, у самого постамента. К сожалению, ни у кого из участников не сохранился этот снимок. Всю войну фотографию проносил в нагрудном кармане солдатской гимнастерки Л. Богорат, бережно сохраняя ее. В 1946 году мы собрались как-то вместе, очень обрадовались, что хоть один снимок сохранился, решили переснять, но он от долгого ношения в бумажнике оказался настолько ветхим, что при попытке расправить его весь рассыпался.

Во время бесед, при встречах, совместных прогулках Есенин живо интересовался жизнью студентов, и сожалел, что она не нашла отражения в советской литературе, да и до революции не получила развития. Указывал, что художественных произведений об учащейся молодежи не было и нет, если не считать повести Гарина-Михайловского в его трилогии "Детство Темы", "Гимназисты", "Студенты", да еще "Очерков бурсы" Помяловского. Он настойчиво советовал нам подумать об этом и, может быть, кому-нибудь из нас уже сейчас начать собирать материал, вести записи характерных случаев и фактов.

Гибель Есенина нас, студентов, потрясла, мы не находили себе места от горя.

Наша юность прошла при благотворном и очень большом влиянии прекрасных стихов Сергея Александровича. Они призывали в те суровые годы любить человека-труженика, "и зверье, как братьев наших меньших", природу и особенно Родину - с "названьем кратким "Русь", отдать "всю душу Октябрю и маю". Такими мы выросли, такими прожили всю нашу жизнь, с удовлетворением видя, что стихи поэта стали поистине народными сегодня.